«За Державу обидно», — говорили они, зная, что им больше не встретиться в общем доме, что в лучшем случае будет ещё одно редкое застолье в какой-нибудь далекой горячей точке.
Ведь у «диких гусей» нет родины.
Бывший сотрудник ГРУ Александр Шалый устроился егерем, ловил браконьеров, отшельничал в деревянной сторожке посреди псковских лесов, много читал, подворачивая фитиль в коптящей масляной лампе. До него доходили слухи, что некоторые из его товарищей, то ли от безысходности, то ли прельстившись деньгами, подались в килеры, преуспевая в воровском мире, но сам не мог преступить ни закона, ни совести. Его напарник, Павел Виглинский, проводивший с ним годы в зоне боевых действий, теперь жил на своей малой родине — Белоруссии, осколке Державы, ещё хранившем её традиции. Виглинскому повезло, он работал по профессии, но масштабы были другие. Передавая опыт, Павел обучал новобранцев и, не высовывая нос из страны, жил без надежды проявить своё искусство. Виделись редко, но, когда предоставлялась возможность, крепко обнимались, будто не было этих долгих лет разлуки, а потом, прогоняя тоску поллитровкой, часами вспоминали былое.
Другую связку составляли Шмель и Вася Саблин. Щепка пытался разбогатеть, держал одно время тренажёрный зал, пуская в него бесплатно окрестных мальчишек, которым показывал приёмы рукопашного боя, отбивался от наездов бандитов, от услуг милиции, предлагавшей быть «крышей». Он умел за себя постоять, только в русском бизнесе это не главное, и Василий кое-как перебивался с хлеба на воду, пока окончательно не прогорел.
Награждённый именной винтовкой снайпер Иван Дзаркоев вернулся в Осетию, разорванную на части чьим-то карандашом, прочертившим на карте произвольную линию, разделившую его народ. Он хотел закопать винтовку на огороде, но ему не дали, и пришлось стрелять из неё по обе стороны границы, к северу от которой был его дом, а к югу — дом его жены.
У Егора Неробеева были золотые руки, когда-то он мог из ничего собрать маленький вертолет, теперь держал в глухой украинской провинции ремонтную мастерскую, чинил дорогие автомобили, приторговывая запчастями. На жизнь кое-как хватало, правда, в ангаре всегда теснились чужие машины, на свою скопить не получалось. Иногда, когда подступала тоска и становилось совсем невмоготу, он рассылал приглашения тем, кто понимал с полуслова, с кем общим языком давно стало молчание, посетить его хозяйство, обещая утиную охоту и жарко натопленную по-чёрному баню.
