Не сговариваясь, побежали и бывшие десятиклассники. В общем, они все жили рядом и теперь неслись в одну сторону. Очень скоро вся компания была уже возле ворот дома, где жил Берман.
Здесь передохнули, поглядели в глаза друг другу и рассмеялись: почему, собственно, они так бежали? На небе не было видно вражеских самолетов, и взрывов бомб тоже никто не слышал. Не очень-то они, видно, оказались большими храбрецами. Но ведь и тревога для них была первой!
И, пожав друг другу руки, друзья разошлись по домам.
Известие о начавшейся войне застало Нелли Ивановну в театре, во время утреннего спектакля.
Расчесав волосы гребнем, она разглаживала перед трельяжем морщинки возле глаз и с грустью думала о том, что уже стареет, когда вошла костюмерша Дарская и почти истерически закричала:
— Слышали, миленькая, война! Война с немцами… Радио. Вот сейчас…
Нелли Ивановна положила на столик тяжелый красный гребень и мгновенно почувствовала какую-то слабость. Она еще ничего не могла сообразить. Мелькнула мысль, что театр, вероятно, закроется, потом тут же вспомнила, что скоро должна выходить на сцену. И почему-то встал перед глазами Киев, через Крещатик идут усталые красные войска. Потом припомнился Латуниц. Прямой, стройный, во френче. Несколько минут Нелли Ивановна сидела неподвижно, глядя на шелковый футляр от духов, затем встала, тряхнула головой, как бы прогнав ненужные мысли, и быстро стала одеваться.
По длинному коридору, устланному мягкой дорожкой, бродили подавленные событиями актеры. Многие из них уже были загримированы и одеты в пестрые костюмы, когда услышали тревожное сообщение. Шла комедия Шекспира. В театре было по-летнему душно, но, казалось, духоты никто не замечал. Густой грим скрывал бледность и волнение на лицах. Говорили друг с другом мало, каждый был погружен в собственные мысли. Кто-то подошел, спросил Нелли Ивановну:
— Слышали?
И она коротко ответила:
— Да. Знаю.
Спектакль начался с незначительным опозданием. Но смех сегодня раздавался реже обычного. Да и в рядах оставалось все больше и больше незанятых мест.
К третьему акту приехал Долинин. Он был преувеличенно серьезен. По-обычному очень тщательно одет в черный, отлично сшитый костюм.
В антракте в актерском фойе вокруг стола, покрытого красным бархатом, собрались все, кто служил в театре. Явились и незанятые в утреннем спектакле.
Долинин отпил воды и обратился к труппе с коротким словом.
Он говорил о том, что настал решающий час для страны, что теперь винтовку возьмут все: инженеры, ученые, актеры, — и враг будет разгромлен. Призывал к спокойствию и самообладанию, хотя сам заметно волновался, заявил, что первым включает себя в число добровольцев, идущих на фронт.
