шевельнул». Затем он вышел с товарищами числом, не превышающим десятка, вооруженный, одетый в кольчугу и шлем, как будто бы [весь] покрытый железом, и остановился на вершине вдали от селения Ыиш на виду тех пришельцев. К нему пришел от них посланцем один человек, которого знал Шамиль со времени обучения, и сказал: «Они просят тебя уйти из этого селения куда-нибудь в сторону, для того чтобы они вернулись, исполнив то, что было на них возложено со стороны Ахмед-хана, а затем ты вернешься обратно в это селение».
Шамиль их заругал, угрожая им и говорил грубые слова, как будто бы он — вождь великого войска, и поклялся, что он не двинет ради них и пальцем. «Пусть приходит ко мне тот, что заставит меня уйти. А ты, если вернешься ко мне с этими словами вторично, то я непременно убью тебя пулей в середину твоего лба».
Когда посланец вернулся к ним [к милиции], то они убежали оттуда позорным бегством, а Шамиль преследовал их сзади с теми, кто был с ним. Затем, подошли со стороны молодцы из Ыиша, забрали многих из милиции и раздели их.
В другой раз вышли ансальцы против Ыиша и остановились на их засеянных полях и в их садах. Они потребовали изгнания Шамиля и удаления его из их селения. Они рубили и жгли находившееся там [на полях и в садах] имущество жителей Ыиша и разрушили несколько жилищ в их местности. Но жители Ыиша не хотели изгнания Шамиля и в то же время испытывали страдания от того, что совершали с ними ради него. К Шамилю пришел тогда один из них, говоря: «Наш кадий, а он — ученый Али ал-Гульзави,[63] говорил при всех нас на собрании о том, что Шамилю нужно уйти из этого селения окончательно [80] из-за этой великой межусобицы для того, чтобы потушить ее». Шамиль призвал Али ал-Гульзави к себе. Они сели на скамью и беседовали. Затем Шамиль спросил его: «Что это такое передают о тебе?» Али ответил: «Я говорил это потому, что выступают отсюда вот хунзахцы, — и он показал в одну сторону, — а отсюда вот — багуляльцы, и отсюда вот и отсюда приходят в движение межусобицы и становятся тягостными и невыносимыми дела». Тогда Шамиль сказал: «Не спеши, о кадий, если неверные устремились бы на жителей Стамбула, осадили бы их и потребовали изгнания хункара[64] из их среды, то разве ты дал бы фетву [т. е. вынес бы решение] об устранении его из их среды для успокоения межусобицы и устранения вреда битвы?» Кадий ответил: «Нет, я бы не дал фетву на это». Тогда Шамиль сказал: «А если дело обстоит так, то я — имам, наподобие хункара, и это селение — как Стамбул». — «Значит ты говоришь, что я распускаю ложные вести, ведущие к межусобице?» — спросил кадий.
