Сквозь царивший повсюду запах моря и городской копоти иногда прорывались крепкий аромат кофе из соседнего кафе «Старбакс», вонь густой похлебки из моллюсков или дух от шашлыков из вяленой козлятины, что предлагали назойливые уличные торговцы. Покупатели, сновавшие мимо их палаток, постоянно заходились кашлем. Ракким тоже почувствовал, как у него запершило в горле. Видимо, даже сюда долетал дым и пепел от бушевавших в Китае и Австралии мощнейших пожаров, уничтожавших все на своем пути. Вчера в выпусках новостей показали объятых пламенем кенгуру, скакавших по тлеющей земле на фоне черного от дыма неба. Дирижабли контртеррористической защиты, висевшие вокруг города, полыхнули в лучах заходящего солнца, и Раккиму на миг почудилось, будто огнем охвачен весь мир.
Мимо, оживленно болтая, прошмыгнули две женщины в ярких платьях. Бывший фидаин с благодарностью вдохнул пьянящий аромат самых модных итальянских духов. «Дольче вита» — «Сладкая жизнь». Не менее восьмисот долларов за унцию. Модерны отличались крайним оптимизмом. Страстные потребители, влюбленные в блестящие штучки и непрерывно совершенствуемые безделушки. Собственное богатство успокаивало модернов, делало их бесстрашными и романтичными. Позволяло их глазам сиять в лучах заката.
Аль-Файзал обнял за плечи какого-то прохожего, демонстрируя притворное дружелюбие к товарищу по вере. Очевидно, он не сомневался в безукоризненности собственной маскировки. Еще один оптимист. По его мнению, Аллах наверняка уже увековечил триумф Тарика аль-Файзала в Книге Дней.
Нелепо, однако лишь эти непримиримые враги, модерны и фундаменталисты, входили в число граждан Исламской республики, свято уверенных в наступлении светлого будущего. Прочие, как молчаливое большинство умеренных, так и христиане, обращали внимание на обваливающиеся автострады, часто выходившую из строя энергосистему, детскую смертность, побившую рекорды Нигерии, и регулярные вспышки холеры в Чикаго и Денвере. Ну что ж, пусть фундаменталисты с модернами верят в своих неискренних богов. Ракким предпочитал верить в тепло лежащей рядом Сары, в первые неуверенные шаги их сына. А еще он верил в неожиданные проявления дружбы и смех перед лицом неизбежного. Но как же оптимизм? Чтобы быть оптимистом, нужно уметь закрывать глаза на очевидное, а это вряд ли кому-либо делает честь.
Как любил говорить Рыжебородый, оптимизм — для дураков и детей. Молись о победе, готовься к несчастью. Учитель Раккима. А еще мучитель. Надсмотрщик. Дядя во всех смыслах, только не по крови. Рыжебородый — глава Службы безопасности, любитель грубого, до хруста костей, американского футбола и контрабандной кока-колы… жуткий патриот, идейный умеренный. Аллах даровал ему спокойную смерть на заднем сиденье лимузина, рядом с племянницей Сарой. Не прошло и дня, чтобы Ракким не сожалел о нем. А президент Кинсли сейчас нуждался в Рыжебородом больше, нежели когда-либо. Нуждался в его силе и решимости, в его холодной рассудительности среди охваченного огнем мира. Рыжебородый был нужен стране. Нужен Раккиму.
