— Как дела?.. Ты неважно выглядишь. Извини за вчерашний звонок… Просто напала хандра. Расскажу… в Париже… когда все успокоится… Здесь при папе нельзя.
— Это касается его?
— И да и нет. Скорее, это касается нас с тобой. Знаешь, в жизни не все просто.
По громкоговорителю объявили посадку на рейс 317.
— Это наш, — сказала Марилена.
Словно удар в сердце. Марилена слегка задыхалась. Филипп! Где он? Ей хотелось чувствовать его рядом. А вот и он, подбежал, шаря по карманам.
— Идите… Идите… Вот билеты. Да, они все у меня.
Леу ковылял далеко позади, Марилена нервничала, ей хотелось взять его за руку, чтобы он шел быстрее. Филипп нес какой-то вздор стюардессе, обогнал их, продолжая шутить, как будто обе женщины, поддерживающие больного старика, были ему незнакомы. Асфальт уже раскалился. Занимался прекрасный день.
— Подержи мою сумочку, — вполголоса сказала Симона. — Я сама. Одна я лучше справлюсь.
Она взяла отца за талию. Стюардесса уже стояла вверху трапа и смотрела на них. Филипп первым вошел в салон, возможно, он займет хорошие места. Но какое это имеет значение, если произойдет катастрофа? В голове Марилены как мухи жужжали фразы из газет: «Обломки рассеялись на сотни метров… искалеченные трупы… неопознанные останки…» А начинается все именно так, как сейчас… улыбающиеся лица, чем-то занятые руки, радостное возбуждение, самолет, который выглядит таким же надежным, как корабль. Ни малейшего признака уже возникшей опасности. Или все-таки знамение существует — какое-то инстинктивное сопротивление, нежелание поставить ногу на первую ступеньку трапа?..
Симона с отцом медленно поднимаются. Марилена осталась последней. Все, поздно. Напрасно она говорила: «Не хочу… Зачем меня вынуждают?.. Я могу остаться здесь». Теперь она должна идти. Потому что она себе не принадлежит, потому что уже давно любая мысль, любое движение подводили ее к этой поездке, и именно это называют судьбой… соединение незначительных побуждений, мелких причин, когда считаешь, что выбираешь ты, а на самом деле выбирают тебя.
Она поднялась на одну ступеньку, потом на другую, в последний раз оглянулась назад… моя страна… моя родина… все это слишком глупо… Стюардесса просит ее войти. Внутри она увидела длинные ряды кресел, иллюминаторы. Выглядит все спокойно, интимно, тихо, удобно… Филипп занял места неподалеку от туалета. Он прошептал на ухо жене: «Из-за твоего дяди, понимаешь… Лучше пусть будет рядом». Симона усадила отца, помогла ему пристегнуть ремень.
