Обычно во всем винят гонца, поэтому Освальд смерил бабушку холодным взглядом.
— Какими бы ни были наши отношения с Иэном, — с характерной для него торжественностью провозгласил Сэм, — я рад, что он хочет увидеть малышку и установить с ней контакт.
— Сэм прав, — согласилась Уинни. — Это большая честь, что он приедет…
— В чем тут честь-то? — удивилась я.
Ну, приедет на тусовку по поводу крестин ребенка какой-то гуляка, любитель путешествий, — и что?
— Я хотела сказать, это очень мило с его стороны, что он решил приехать, — быстро проговорила Уинни. — Сэм, ну скажи, правда же это мило?
Сэм согласился с женой и добавил скороговоркой:
— Приятно иметь заботливых родственников.
На это мне было нечего возразить, поскольку, кроме моей давно умершей бабушки, с заботливыми родственниками я не сталкивалась.
Уинни смерила Освальда суровым взглядом, словно желая напомнить, что ее приемную ежедневно наполняют метамфетаминовые наркоманы, скандальные алкоголики и орущие подростки, с которыми она умудряется справляться.
— Я рада, что мой кузен едет сюда, дабы взглянуть на ребенка. А кто недоволен — будет иметь дело со мной.
Освальду пришлось пойти на уступку, он еле заметно кивнул.
Уинни улыбнулась и заговорила об имени для ребенка. Большинство старших родственников семейства после иммиграции в страну взяли президентские фамилии, поэтому малышке предназначено было носить фамилию Хардинг-Грант или Грант-Хардинг.
— А может, ей и имя подобрать президентское? — предложила я. — Например, Уорренетта или Миллардина.[17]
Лицо Уинни приняло такое оскорбленное выражение, что я немедленно заткнулась.
По пути в хижину Освальд молчал.
— Проклятый Иэн Дюшарм, — в конце концов произнес он.
— Я знаю, что у тебя есть претензии к Иэну, но ведь тогда я была свободна, а ты был помолвлен с Уинни. Я примирилась с твоим прошлым, думаю, ты должен поступить так же.
— Неверное сравнение. Мою помолвку заранее спланировали, к тому же у нас никогда не было интимных отношений с Уинни.
— Ну, Освальд, ты слишком уж вдаешься в детали. — Он взглянул на меня, и я поспешно добавила: — Подумай лучше о ребенке. Будь терпимее ради младенца, бедняжки Калвины.
— Малышка Вудроэтта. Очаровашка Линдонисса, — помолчав, продолжил он.
— Дорогая Ратерфордина,[18] — не унималась я.
Когда он произнес «милая Рональд-Энн»,[19] я захохотала так, что у меня бока разболелись.
— Я все равно не понимаю, почему ты ревнуешь меня к Иэну, — сказала я, когда мы уже вошли в хижину. — Это я должна ревновать. Ты ежедневно ощупываешь голых женщин, но я ведь понимаю, что это твоя работа.
