— В том-то и дело — не решили. А ежели в товарищах согласья нет… Сам знаешь известную басню. Перспективочка, нечего сказать.
Сели на скамейку, помолчали. Антипа достал серебряный портсигар — подарок жены (они поженились в мае), вынул папироску, угостил меня.
— Тебе кто сказал, комиссар?
— Ну, комиссар! Полянин разве скажет? Все говорят, кроме нашего Полянина. Посылает на точки изучать настроения. Какие — догадайся сам. Наверно, эти самые… Тебя тоже пошлет. Ты к нему?
Антипа был возбужден и явно растерян. До этого утра я знал его бодрым, шумливым, беспечным; теперь он задумался, смяк, выглядел рыхлым и несобранным. Курил как-то нервно, короткими затяжками.
— Тебе все равно, Алексей, ты один. А на мне жена, ребенок скоро будет.
Я посмотрел на портсигар, поблескивавший на солнце. В правом углу рядом с миниатюрной виньеткой красовалась гравированная, надпись: «Типе — Лиза», ниже — четыре памятные цифры: «1941».
— Теперь — будет ли? — Антипа вздохнул, спрятал портсигар в карман. — Как посоветуешь, жену тут оставить или отправить на Васильевский остров? Там, на Васильевском, вроде поспокойнее.
— Она где?
— Здесь, рядом со штабом полка. Снимаем одну комнатушку.
— Не знаю, Антипа, в семейных вопросах я не советчик.
— Перспективочка, — вздохнул еще раз Антипа и повел плечами, словно при ознобе.
«А ты, пожалуй, трусоват, товарищ, как первостатейный обыватель», — подумал я, досадуя на Клокова. А почему нелестно так подумал, разбираться было некогда.
Полянина я едва застал. Он садился в машину, на ходу мне бросил:
— Отправляйся немедля на точки. Потолкуй с людьми, проверь организацию службы, а главное — вникни в настроения. В шестнадцать ноль-ноль на доклад.
По пути на точки зашел в гастрономический магазин купить папирос, стал в очередь. Две женщины в конце очереди тихо говорили.
— Неужели правда? — спросила с испугом молодая, в ситцевой косынке.
— Сама истина, милочка. Петр Сергеич сказывал, ему ли не верить, — трагически шептала вторая, почтенного возраста женщина в темном берете. — Пришел вечером расстроенный и всех предупредил: готовьтесь, родные, не то поздно будет.
— Пусть будет, что будет, — робко сказала собеседница и поднесла к глазам конец косынки.
— Ад кромешный будет, милая. На каждой площади виселицу вздыбят и голодом поморят.
— Господи!.. Да как вам не стыдно!
Из-за прилавка мне сказали:
— Папиросы кончились, товарищ военный. Полчаса назад последнюю пачку продали. Больше не ожидается.
