Под вечер прибыли на конечный пункт — неуютную станцию, заваленную грудами камня, кирпича и обгорелого железа.
До войны это была довольно крупная станция. Поселок утопал в зелени садов. Когда цвела вишня, домики купались в белой пене. Пряный аромат окутывал станцию, провожая поезда далеко за семафоры.
Окраины поселка упирались в густой бор. Лес подковой охватывал станцию, простирался далекодалеко на запад, сливался где-то там с дремучими брянскими лесами. На востоке, в пяти километрах от входного семафора, петляла небольшая речка, из которой качали насосом воду для паровозов. Теперь станция называлась просто Единица. Она находилась в центре выступа фронта. Единица часто значилась в военных сводках, упоминалась по телефонам и в радиопереговорах.
Отсюда путь на Смоленск и Москву был перерезан неприятелем, движение поездов шло на юг. Это единственная железная дорога, рокада, как ее называли военные, связывала армию с тылом. От деятельности Единицы зависели успех и жизнь тех, кто удерживал важный плацдарм Западного фронта, образовавшийся зимой 1941/42 года.
К приезду Фролова со своими железнодорожни ке нами на Единице уцелели четыре пути и несколько тупиков, в которых размещались грузы для армии. Развалины — на каждом шагу: станция несколько раз переходила из рук в руки. Сады выгорели, взрывы бомб выворотили деревья с корнями, обсекли ветки осколками.
Приказав людям не выходить из вагонов, Фролов позвал Краснова, и они пошли вдоль состава искать старшего начальника. По дороге встретился военный в расстегнутом полушубке. «Пьяный, должно быть. Защитничек!» — подумал Краснов.
— Вы что, на курорт приехали? — закричал на них военный с одной «шпалой» в петлицах. — Что стоите, спрашиваю? Выметай всех из вагонов! В два счета!
Не дождавшись ни от кого объяснения, он побежал к вагонам. Фролов и Краснов бросились за ним, видя, что этот человек имеет какое-то отношение к их эшелону.
— В поле, поодиночке, бегом! — командовал военный. — Рассредоточивайтесь! В развалины, в подвалы…
Люди уже выскакивали из теплушек, бежали за ближние каменные коробки. Фролов понял, что военный прав, помогая ему, он беспощадно ругал себя за непредусмотрительность.
Где-то в стороне за лесом приглушенно ухнула пушка. Снаряд не достиг станции, взорвался в поселке. Военный поторапливал. А когда люди надежно укрылись, Фролов, наконец, представился этому неугомонному человеку, который оказался военным комендантом станции.
