«Если», 2000 № 01 | страница 28
В Индии началась чума, горячие ветры разносили ее дыхание по улицам городов: сначала умирали животные, а потом и люди, которые отчаянно кричали, не в силах переносить жестокие мучения. Смерть в сопровождении слуг мчалась на зов несчастных.
Вскоре разразилась война в Германии, которая кровавым потоком выплеснулась на земли Галлии; сражения не стихали в течение многих лет.
Смерть, которая никогда не спит, редко возвращалась в свой замок, она скиталась по дорогам Европы или горам Азии, появляясь в самых разных местах в лице своих многих тысяч слуг.
Прошли годы, она снова оказалась на рынке Коринфа. Дети с ужасом смотрели на нее, а взрослые старались незаметно отойти в сторонку.
— Что происходит? — спросила Смерть, вспомнив, как встречали ее в этом городе раньше.
— Уходи прочь, — ответил купец. — Наш царь не любит, когда в город приходят чужаки.
— Изгоняя странников, вы оскорбляете Богов, нарушаете их заповеди, — сказала Смерть.
Но люди начали бросать в нее камни, сердце Смерти наполнилось скорбью, и она покинула город. Возле ворот сидел умудренный годами нищий и с надеждой смотрел на незнакомку. Однако Смерть отвернулась от него, лишь бросив несчастному монету.
Потом она сделала один шаг (а шаги Смерти широки) от городских ворот до входа во дворец. Стражники мгновенно скрестили перед ней копья. Но теперь Смерть была в богатых черных одеяниях с золотой каймой, а в ее глазах полыхал огонь.
Стражники в страхе отшатнулись, копья со стуком попадали на пол, и разгневанная гостья молча прошла во дворец. К тому же ее разбирало любопытство: почему в городе появился обычай, запрещающий впускать странников.
Пламя факелов с ревом взметнулось к потолку, когда Смерть прошла по коридорам, но мрачную фигуру богини окутывала тьма. Она шагала все дальше — мимо танцовщиц, порхающих над изукрашенным разноцветной мозаикой полом, мимо благоухающих садов. И со всех сторон до нее доносился шум веселья.
И вот на пустующий конец стола, где раньше усаживали странников, пала тень. Вспыхнул и погас факел, смех замер на губах мужчин и женщин, попытавшихся понять, кто вошел в зал — но им не дано было увидеть незваную гостью.
Лишь царь поднялся со своего трона и его жена, небесно-голубые глаза которой широко открылись. Сизиф стал старше, на висках у него появилась седина; первый иней посеребрил золото волос его супруги; от глаз разбежались мелкие морщинки. Меропа поднесла руку к губам и застыла — как и все в зале, за исключением Сизифа.