— Не прошли! — крикнул Васильчиков. — Действительно, у старшей был жених, который ее обманул. Француз, кстати сказать. Но с тех пор она верна его памяти и ни на кого не смотрит. Ждет.
— Кого ждет? — спросил Герасим. — Дай мне адрес.
Антуанов забарабанил длинными пальцами по столу.
— Я ложусь спать на диване, — объявил он спокойно. — Филька и Герасим лягут на второй кровати, а вы где? — обернулся он к Васильчикову.
— Пускай лезет к хозяину под перину, — предложил Филька.
— Этого хозяин не любят, — быстро сказал Антуанов. Потом никого не будет впускать. Ложитесь на полу, Васильчиков, все равно невеста приснится.
— Прошу замолчать, — раздался истерический крик из комнаты, — работаю, как каторжник по полировке витрин, и ночью каждый бездельник позволяет себе вваливаться в квартиру и орать, как оглашенный. По какому праву?
Ночлежники, молча и спешно, стали устраиваться. Антуанов поправил подушку на диване, снял ботинки, лег и накрылся дамским пальто. Трое остальных пошли на носках в комнату. При свете маленькой лампочки в углу Герасим и Филька легли на узенькую продавленную кровать недавно сбежавшей жены хозяина, а Васильчиков устроился на стертой оленьей шкурке на полу, около них.
— Не тушите лампу, братцы, — попросил он шепотом. — Мне так мечтать легче.
У стены храпел отвратительным звуком хозяин. С тех пор как его маленькая, молоденькая жена сбежала, он стал пускать к себе кого попало, так как не выносил ночного одиночества, ни днем, ни ночью. Квартирка быстро пришла в упадок, но и до сих пор еще оставались на полочке какие-то вазочки и медведики, а над столом висел забытый портрет коварной женщины в бальном платье с бисерной повязкой на лбу и надутыми недовольными губами.
«И моя жена может сбежать», — недоверчиво подумал Васильчиков и улыбнулся портрету предательницы.
Ресницы беглянки поднялись, и она сказала тонким, нежным голосом.
— Почему вас Федя положил спать на полу, на полу же неудобно спать.
И она презрительно повела голыми плечами.
— Я женюсь, — сообщил ей Васильчиков. — Ах, как жалко, Зоя Ивановна, что вас тут нет. Вы бы мне все объяснили и посоветовали. Вы бы и Пусю мою научили, как украшать комнату.
Портрет улыбнулся кокетливо и исчез, словно потух. И властно, и самоуверенно, и надолго в сны Васильчикова вошла сама Пуся. Она пела в хоре, плакала по-детски над разбитой чашкой, обнимала и целовала Васильчикова, завидовала платьям сестры и неуверенно клялась, что уж завтра наверняка все расскажет матери и попросит у нее благословение.
