— Хозяин спит, — сообщил он Васильчикову. — Дрыхнет мерзавец с двенадцати часов, а мы на кухне пьем винишко, но, впрочем, и капуста еще осталась.
«Мы» — это были почти постоянные ночлежники: писатель Антуанов Антон Антонович, Герасим — танцор и вот Филька.
— Что с тобой? — удивились ночлежники, увидав, что лицо Васильчикова под каплями дождя определенно сияет.
Васильчиков сел за стол и выпил залпом стакан вина свекловичного цвета.
— Братцы, — сказал он русским покаянным тоном, — братцы, я влюбился.
Филька похохотал, другие промолчали. Антон Антонович посмотрел на Васильчикова сверлящими глазами и предложил все рассказать по порядку. Васильчиков, волнуясь, стал рассказывать.
Где-то такое, на окраине Парижа, живет старушка — вдова, пекущая пирожки, и с нею две дочки — красавицы. Старшей — 29 лет, и она ангельски хороша собой, служит мастерицей в хорошем модном доме, одевается дивно, поведения строгого. Младшей, похожей на ребенка, — всего 27 лет и зовут ее дома Пусей. Она не так хороша собой, как старшая сестра, но замечательно поет и выступает в церковном хоре. Она — немножечко курносая, и нервная, и раздражительная, много читает, много мечтает и томится в эмигрантской щели истории. Короче говоря, именно Пуся согласилась стать женою Васильчикова.
— Ну и дурак, — сказал Герасим с презрением, нагло глядя на Васильчикова. — Ну и сволочь, как же ты можешь жениться на неизвестно ком, когда ты сам безработный?
Васильчиков улыбнулся и прилег на диван за спинами товарищей.
— Я счастлив, — признался он оттуда через минуту.
Писатель покрутил головой.
— А эта самая Пуся что в тебе нашла? — спросил он с недоумением.
— Душу, — с готовностью ответил Васильчиков. — Понимаете, братцы, впечатление такое, что мы уже где-то встречались раньше и друг друга хорошо знаем с давних времен.
Наговорив и тому подобных пошлостей, Васильчиков снова выпил вина и лихорадочно блестящими глазами умоляюще посмотрел на Антуанова. Тот потупился.
— Видишь ли, — сказал он, очевидно боясь уронить свое звание психолога и «инженера человеческих душ», — ты про эти самые «встречи у пирамид» брось. Говоря конкретно, она что-нибудь умеет делать?
— Она настроена мистически, — забормотал Васильчиков, — она похожа на католическую святую, она смеется, как дитя. А когда она на днях разбила чашку…
Антуанов махнул рукой. Ночлежники просто завидовали счастью Васильчикова, это было очевидно.
— А мамаша ее что смотрит? — спросил Филька грубо. — Вот уж ручаюсь, что девчонки через все медные трубы давно прошли.
