Я не ответила. Сил не было отвечать. Все мое тело горело огнем. Холодно было. Господи! Хоть бы ушел он, думаю. Кровь из меня шла. Он все порвал. Господи! Уйди! Пусть уйдет. Ничего не хочу. Я ничего не хочу.
Зашуршала солома. Он встал.
"У тебя деньги есть?" - спросил тихо, как хлеба просят.
Я не ответила. Не могла ответить.
"Слышишь? Деньги есть у тебя? В пять двадцать четыре ахиллейский пойдет…"
Я голову подняла.
"Уйди! Богом прошу! Не надо мне твои деньги поганые…"
"Ух ты-ы! - усмехнулся.- Какие мы гордые! А у той, у кого взяла, что, не поганые были?"
"Уйди! Уйди… Видеть тебя не могу…"
Ему хоть бы что.
"Не могу-у! А может, ты у нее все-таки сто рубчиков отстегнула, а?"
"Да! Да! Отстегнула! Отстегнула…"
"Брешешь! А вот тут ты, вишенка, бре-е-шешь! Костаки глаза имеет, Костаки ты не обманешь. Не отстегнула ты. А надо, надо было отстегнуть. Тетка - стерва хорошая. Я б ее засади-и-ил… Только скажу тебе: таких не посадишь…- И руку мне протянул:-На! Возьми рубель. На! Билет купишь…"
"Убери! Не возьму! Убей - не возьму… Гад!"
Наклонился ко мне. В лицо его глянула. Не узнала. Другое лицо у него было. Глазами побитой собаки глядел:
"Знаю…- тихо сказал.- Я гад. Знаю… Вставай. Проведу… Не бойся…"
"Уйди1 Уйди от меня. Ради Бога! Прошу! Уйди…"
"Дело твое…"
Зашуршал соломой. Пропал в темноте. Голос его услышала за стеной.
"Прости, если можешь…" - крикнул.
"Чтоб ты сдох! Чтоб глаза твои черви съели! Чтоб змея твою кровь выпила!" - крикнула я. А злости в душе на него уже не было. Я его поняла, я душу его поганую поняла. Такие, как он, смерти своей, как праздника, ждут. Много греха у него. Я - не последний.
Шаги стихли. Я Тоже хотела встать. Но не могла. Тело огнем горело. Солома была сырой, как сырая земля. Я дрожала. Хотела заплакать, а сил плакать не было. Ничего во мне сильного не было. Пусто было в душе, пусто на сердце.
О смерти думала. Когда Васо меня пыкылимос сделал, я тоже думала, Но тогда стыдно было. А сейчас стыда не было. Сейчас вся кровь из души моей вытекла. Я уже ничего не хотела. Смерть радостью мне показалась. Пусто, как в пустой хате, в душе моей было. Лед холодный - душа. Тело горело - душа замерзала. Умру, никто меня не найдет здесь, подумала. Никто не вспомнит. Никто, никогда обо мне не вспомнит. Спи, спи, Сабина. Когда пусто, надо уснуть. Нет! Как уснуть? А Богдан? Бог мой! У меня Богдан есть! Бог мой! Бог мой! Надо идти. Надо обратно идти. Он меня ждет. Богдан, мой Богдан. Я встану. Сейчас я встану. Только согреюсь немножко. Сейчас будет тепло. Угли горят. Жаром горят. Отец мой, Тома Бужор, в белой рубахе в кузне стоит. Угли жарко горят. Я вижу лицо отца. Он улыбается. Он манит меня рукой. "Сабина! - шепчет.- Покажи людям фокус! На, на, Сабина! - И достает уголек щипцами из горна. Красный, горячий уголек.- На! Проглоти, Сабина… Ты что, боишься, Сабина?" - "Нет, татэ… Нет! Я ничего не боюсь… Как скажешь, так я и сделаю. Я все для тебя сделаю…"
