Богдан ему ничего не ответил. Он днями сидел, рисовал. Вечером на кровать ложился, пальцем в окно показывал: "Видишь? Стоит… Хитрец! Он думает, я его не узнаю… Эй! Митря! Митря Чокой! Заходи…- И наказывал мне: - Принеси нам вина, Сабина…"
"У меня нету хрущевых, Богдан!"
"Врешь!"
"Богом клянусь! Пусть мне между пальцами их положат! Если я вру…"
"Найди, где хочешь!"
"Найду, мой родной… И выпить найду и покушать. Тебе надо покушать. Ты худой, ты очень худой стал…"
На пекарне масла взяла. Первый раз взяла. Сошкребки взяла. Ветеран с Пашей Гречихой "процентовку" делали, желтое сверху ножом счищали, Сошкребки делили между собой. Я подглядела, где Ветеран свою долю спрятал,- взяла. Под лифчик себе заховала. И хлеба буханку взяла. "Кирпич" был помятый. Но ничего, Богдан поест. У меня получка не скоро. Он должен поесть. Ему сила надо. Он мужчина. Ему историю рисовать надо.
Я понесла сошкребки и хлеб через проходную. Никогда ничего не боялась. С мачехой гусынь щипали, и не боялась. А в этот раз мое сердце было неспокойным.
Когда боишься - всегда погоришь.
Макуха меня попутал. Из будки вышел, в руку вцепился. Зубы железные выставил. Стоит и за пазуху мою смотрит, четырехглазый червяк. Как заметил, что я сошкребки с хлебом несла? Два Степана на "Москвиче" с полным багажником выезжал - не замечал. Ветеран и Паша Гречиха с полньши сумками мимо будки шли - тоже не видел. А меня подцепил. Потащил в будку. Двери на ключ закрыл, акт начал писать. Мне все равно стало. Сошкребки растаяли - платье к телу прилипло. В окно глянула. Все, кто работал в первую смену, как вороны слетелись.
Два Степана первый пришел. Глазки свои поросячьи сплющил.
"Доигралась, булочка?.. Я это ожида-а-ал! - И Макухе: - Давай- ка сюда вещественное доказательство. Та-ак! Буханка хлеба… Что еще?"
Я сошкребки ему в морду бросила,
"На, подавись!"
Думала - ударит сейчас. Нет. Чтобы ударить, нужно мужчиной быть. Сошкребки с лица платком вытер, понюхал.
"Та-а-ак! Отметь, Олег Николаевич,- Макухе сказал:-Масло вологодское. Высшего сорта. Полкило,..- И мне акт протянул: - Подпиши!"
"Я неграмотная…" - говорю.
"Хорошо…"
На второй день я на работу пришла. Он актив собрал в Красном уголке. За стол сел. Ветеран рядом и Паша Гречиха. Людей собрали.
Судить меня стали товарищеским судом.
Чудно глядеть на них было. Я с мачехой, Ганой, гусынь на вокзале щипала. Мачеха учила меня, как простой прикинуться, как лицо и голос менять. Вспомнила я, как она учила меня, глядела за стол, где актив сидел, думала: "Гана ты Гана! Далеко тебе и всем нам щявале до них, активистов, Вот кому на вокзал идти. Вот кто любого словами обкрутит и без веревки удушит…"
