"Сабина! Смотри, какой оттенок у помидоров!" А я уже разбиралась в его оттенках: "Это торговки,- ему говорю,- помидоры водой смочили для вида…" А он: "Все равно - красиво…" И не смотрел на цену. Возьмет три кило. А торговка под низ мятых подложит…
Я с ними ругалась:
"Вы что делаете? Кошелки вы рваные? Зачем обманываете? Счас как влеплю помидором в глаз - запомнишь меня!"
А Ббгдан спорить с торговками не любил: "Оставь их, Сабина! Хочешь брынзы? Брынза и помидоры - пища богов!"
Вкусно - правда. Только он сам и крошки не ел. Ему главное Хрущевы было потратить.
С базара идем мимо церкви. А там убогий с рукой сидел. Богдан ему - н amp; двадцать хрущевых!
"Богдан,- я говорю.- Ты ему зарплату дневную отдал…"
"Не жалей, Сабина…"
"Я не жалею. Я знаю - ему больше одного Хрущева никто не дает!"
А он улыбался:
"Ничего. Я ему за все грехи свои отдал авансом…"
"Ой! Простая твоя душа! Какие у тебя грехи? У младенца больше грехов…" А он поглядит на меня, губы сожмет. "Нет…- тихо скажет.- У меня тоже хватает". И замолчит. Сам для себя чужой станет. Весь мир для него чужой. Идет и под ноги смотрит. У ресторана сетку с помидорами мне отдавал. "Сабина. Я посижу часик. Ты домой иди…"
Не часик! Весь вечер сидел в ресторане. Всегда, всвгда, когда у него появлялись Хрущевы, он в ресторане сидел.
Ресторан… Один вход - два прохода. Название только красивое- "Голубой Дунай". Заходи в ночь-полночь - пару хрущевых красной морде в мундире дай и сиди до закрытия.
Богдана там все знали. Он только плащ свой снимал в гардеробе, а баян, гитара и барабан, микрофон друг у друга рвали:
"Сегодня у нас в гостях знаменитый пейзажист, портретист и маринист! Поприветствуем дорогого гостя! Все! Все! Поприветствуем!"
Барабан начинал стучать, гитара - бренчать, баян - кнопки перебирать. И получалось - "Семь сорок",
Стаканщики руки вверх тянули:
"Пикассо! Пикассо пришел!"
"Пикассо сегодня в наваре!"
"Садись к нам, Пикассо!"
"Пикассо, дай на стакан!"
Давал. Музыкантам давал. Стаканщикам давал.
Не на стакан, не на два ^-коньяком дорогим поил, Простой, простой он, как хлеб с солью, был. Не стоили они коньяка дорогого. Богом клянусь - не стоили. Хотелось ему сказать. Хотелось домой увести. Но не любил он, когда я туда заходила. "Тебе здесь не место!" - так говорил.
Эх, сердце, душа! Знал бы ты, какие места я видала, какую я жизнь видала, какую гадость видала…
Но не спорила с ним. С мужчиной не надо спорить.
Ждала его. Как собака ждала. Хотелось его увести. Охотников много сидело с ним рядом - в карманы заглядывали. А когда на порог выходил - ни одного не было, чтобы домой проводить. Раз одна прицепилась накрашенная, я ей лицо расцарапала. Она - босоножки в руки и убежала - передумала провожать. Я и сама его провожу.
