Цыганское счастье | страница 25



Нет, висела. И плакат про коммунизм висел. Два Степана к нему подошел, потянул, палец гвоздем уколол, разозлился, дернул сильнее, под ноги бросил. На забор показал Богдану. Богдан кивнул и пошел к проходной, как чужой сам себе. А куда? Куда он пошел? Я в халате белом была. Я хотела, как есть, побежать за ним. Не успела. Выбежала- его нет. Нигде. Кляла себя, что не узнала, кто он, откуда. Где хоть живет? К Два Степана хотела спросить подойти. Не за так, пусть обнимет меня, а стерплю. Только б сказал, кто этот человек.

Я уже и решилась так сделать. Только Богдан пришел через смену в пекарню.

Рабочие фанеру к забору прибили, до самой проволоки высотой. Богдан стал на скамейку и быстро-быстро начал углем рисовать. Сперва непонятно было. Потом краской по углю обвел, и получилась картина. Комбайны едут по полю. Хлеб убирают. А с краю тетка стоит. Лицом - фотокарточка Паши Гречихи. Хлеб держит на рушнике. У самой рот до ушей. Вот, мол, люди, глядите! Все в этом хлебе по процентовке - все двадцать килограммов масла. А сверху, над картиной, слова:

"ХЛЕБ - БОГАТСТВО И БЛАГОСОСТОЯНИЕ СОВЕТСКОГО НАРОДА!"

Два Степана вокруг картины бегал. То с одного боку глянет, то с другого. По плечу Богдана хлопал: "Талант! Золотые руки!" Правду, правду сказал - золотые.

Вся смена вышла на эту картину глянуть. Грузчики Паше Гречихе кричали: "Гречка! Ставь магарыч! Ты как невеста вышла!" Гречиха отмахивалась: "Дулю вам с маком, а не магарыч 1" А самой тоже было приятно. Она молодой на картине была нарисована. Точная копия. Только хлеб на рушнике не похожим вышел. Мы на пекарне одни "кирпичи" для народа пекли. А на картине хлеб был круглый и пышный. Ясно, что с "процентовкой" такие выходят.

Всем, кто глядел, картина понравилась. Два Степана увел Богдана в красный уголок. Надо, сказал, цифры на стендах подкрасить для агитации масс…

Богдан два дня цифры красил. Я мимо него раз пять проходила, а подойти не сумела. Сказать что не знала. Бог мой! Счастье мое! Что это так? Почему это так? У меня много слов есть в душе. Есть как лед холодные. Есть как уголь горячие! Сладкие есть! Есть покрепче кнута. А тут все позабыла. Будто рот мой ниткой зашили. Что? Что я скажу? Как к нему подойти…

Подгадала, когда он вышел из проходной, и за ним. Иду, а сердце мое онемело. В спину его гляжу. Вот сейчас, вот сейчас оглянется. "Оглянись! Оглянись, мой хороший! Сладкий мой, оглянись! Оглянись, мой любимый!" - шепчу.