Это, однако, не означает, чтобы элементы индивидуализма были уже теперь слабы и ничтожны в системе пролетарские движения. Они еще очень сильны как на его правом фланге — трэд-юнионистском и оппортунистическом, так и на левом — анархо-синдикалистском. В трэд-юнионизме, опорою которого являются представители наиболее квалифицированного труда, сказывается влияние сохраняющейся там до сих пор специализации: она всегда поддерживает, как мы указывали, дробность интересов и психическое обособление личностей; в оппортунизме — влияние примыкающей к рабочему классу справа полубуржуазной интеллигенции, пропитывающей своим настроением наиболее близкие к ней его слои. Анархия и отчасти синдикализм соответствуют тем более ранним фазам движения, на которых еще сильны следы происхождения рабочего класса из разоренной давлением капитала мелкой буржуазии, ремесленной, крестьянской и торговой: этим объясняется и тот, в значительной мере, лишь внешний, революционаризм, который отличает «левое крыло» западно-европейского рабочего движения: этот результат мучительного социального крушения, печать которого еще не изгладилась в новой борьбе, уже не безнадежной, как прежняя, а напротив, полной светлых обещаний.
Но конечно, не в этих промежутках и не в различных смешанных тенденциях пограничных частей пролетарского коллектива лежат основы его собственного творчества — культурные принципы, которым принадлежит будущее.
XVII
Авторитарные отношения до сих пор занимают не меньшее место в социально-трудовой обстановке рабочего, чем индивидуалистические: продажа рабочей силы реализуется в подчинении покупателю и лицам, его замещающим. Не должно ли новое творчество отразить и выразить эту сторону классового бытия, как первичную и определяющую? Не здесь ли новый принцип культуры?
В действительности он, однако, не новый, а очень и очень старый. Целый период жизни человечества, простиравшийся на много тысячелетий, был ознаменован решительным, подавляющим господством авторитарного типа организации, а с ним и авторитарной культуры: патриархально-родовой быт и феодализм.
Мировоззрения тех времен, хотя и весьма разнообразные у различных народов и на разных ступенях развития, были постоянно и всецело религиозные. Вселенная представлялась по схеме патриархальной общины или феодального царства: властные божества, родовые, племенные, национальные, стихийные, управляли жизнью, подчиняя и контролируя все явления своей хозяйскою волей. От них исходит всякий успех и всякая неудача, всякое знание, всякий обычай, всякое право. Зародыши науки скрывались в религиозной оболочке, и были тайной организаторского сословия — жрецов; искусство служило религии, проникнутое той же идеей авторитета, которую воплощало в пластических образах богов, в их царственных дворцах — храмах, в сказаниях о божествах и героях, в посвященной им музыке и танцах. В те времена человек до такой степени был неспособен даже свои собственные действия понимать иначе, как исполнение какой-нибудь властной воли, — что создало миф о душе, властительнице тела; и миф этот, поддерживаясь остатками авторитарных отношений, до сих пор тяготеет над психологией, социальными науками, философией, в виде различных дуалистических идей. Но теперь все это только пережитки в эклектично-пестрой культуре настоящего. Тогда же авторитарная культура обладала настолько высокой цельностью, о какой мы, дети эпохи сплетающихся и сталкивающихся тенденций, можем пока еще разве лишь мечтать.
