Многим позже мысли в славянских головах стали похожими на строчки-нитки в ромейских книгах, и можно стало тянуть их от начала к концу, не торопясь вытягивая буквы и целые слова. Так повелось с той поры, когда прошлись по славянским землям со своими зрячими посохами два солунских брата, два мудреца -- Кирилл и Мефодий[31]. По дороге они поймали все полянские и северские мысли, как птиц, в свои мудреные силки, собрали в мешок, а потом сели в затвор, ощипали с добычи пух и стали тянуь из него витую канитель. Все собрались вокруг того затвора посмотреть, что получится у хитрых иноземцев, и чем дольше те терпели свою задумку внутри, тем меньше оставалось терпения снаружи. Зато когда братья-мудрецы, щурясь, как новорожденные кроты, вынесли на свет свою работу, то заворожила та канитель все племена, и племена, растащив ее по всем землям, пустили в свой обиход.
Но в ту давнюю пору, когда княжич Стимар и слободской воин Брога стояли на краю выгоревшего Лога, северские мысли еще походили на разноцветных птиц, крылья которых расписаны перьями-буквицами. Взмахнет птица крыльями и пролетит стремглав, а за ней -- другая. Так изначально мыслили и северские, и все прочие славянские племена.
Такими птицами и думал Брога, с опаской поглядывая на растерянного княжича, и всех отпускал, не зная какую оставить. Он все силился уразуметь, почему так осторожно, как на хрупкой льдине, мнется на одном месте княжич, вернувшийся домой в полной силе -- окрепнув телом, забыв где-то за горами свою хромоту да еще набравшись ромейской мудрости.
-- В нынешнее лето на Дыму князем-старшиной остался Вит,-- наконец проговорил Брога, найдя подходящий умысел.
Он стал полагать, что последыша в отсутствие князя примут неподобающе -- того, верно, и страшился теперь княжич. Старый же Вит, приходившийся воеводе дядькой, хотя годился тому по летам и в деды, очень любил младшего княжьего сына от умершей при родах Ладе -- не меньше, чем своих сыновей.
-- Под ним две сотни смердов[32],-- добавил он.-- Да наша Слобода по договору... Тихо было. Кого ж на Поле не тянет, княжич?
Стимар не слышал его слов. Сойдя на землю, он встал на самом краю провала, так что из-под носков стали осыпаться вниз комки темного дерна. Он завороженно глядел в черноту, и хотелось ему кинуться туда очертя голову, как в воду -- здесь княжичу уже по своей воле хотелось потерять себя на миг, как случилось в глубине реки, и всплыть-очнуться по ту сторону сна, среди живых лип, маленьких зверьков и своих братьев.
