Зоя поднялась:
— Надеюсь, к утру вашей жене полегчает. А мне пора домой.
Берия рассмеялся и обнял ее за плечи.
— Но это же глупо, милая Зоя. У нас накрыт стол на пятьдесят персон. Вы, конечно же, останетесь. Я уже распорядился, чтобы убрали лишние приборы.
Он провел ее в столовую и усадил справа от себя. Свечи на сей раз уже горели. Берия положил ей на тарелку большую ложку черной икры и, несмотря на протесты, налил в бокал водки. Предложив тост за ее успехи в кино и за ее красоту, он залпом осушил бокал Зоя, которая вообще пила мало, свой лишь пригубила. Нельзя терять власть над собой. Сквозь стекла пенсне, в которых плясали блики от горящей свечи, на нее смотрели холодные, внимательные глаза.
Берия снова наполнил бокал Зоя накрыла ладонью свой. Он улыбнулся. Грузин, подумала она, все они пьяницы, все как один.
А он пустился в рассуждения о производстве фильмов. Зоя вздохнула с облегчением. Может, она ошиблась и все ее страхи напрасны? Что ни говори, а кинофильмы — могучее средство пропаганды, особенно в военное время. Возможно, в этом причина того, что она здесь.
Но тут разговор принял неожиданный оборот, настороживший ее. Он заговорил о евреях, занятых в киноиндустрии. Со многими ли из них знакома Зоя? Что она о них думает? Насколько они, по ее мнению, опасны?
Нет, этого она не потерпит. Он просто животное, бестактное, непорядочное животное. Как глава секретной полиции Берия имел доступ к досье на каждого гражданина Советского Союза. Он прекрасно знал, что первый муж Зои, работавший на производстве фильмов, был евреем.
Прислуга убрала со стола тарелки из-под икры и поставила перед ней горшочек с дымящейся золотистой чихиртмой — грузинским куриным супом, заправленным яичным желтком, лимонным соком и оливковым маслом. А из кухни до нее донесся запах жареного барашка. Головокружительные ароматы! С начала войны она ни разу не вдыхала таких запахов. О Господи, только бы сдержаться и не выплеснуть в лицо этому животному свой гнев, прежде чем она успеет поесть!
Она посмотрела на Берию. Неужели он издевается над ней, думает соблазнить? Однако лицо его оставалось непроницаемым.
— Простите, Лаврентий Павлович, — сказала Зоя, тщательно подбирая слова, — но вы меня удивляете.
Он взглянул на нее поверх бокала, осушая его во второй раз.
— Это почему же, Зоечка? — Он наклонился к ней и положил руку на ее колено.
Она повернулась и, намеренно дернувшись всем телом, стряхнула с колена его руку.
