III
И сошлись разные интересы и разные характеры во дворе Новоспасского монастыря. Иоанн взглянул на Бармина — не будет ли противно воле Божьей? Попервости Челяднин прав. Розыск нужен, без розыска — как?
— Розыск, пресветлый государь, благое дело, — веско уронил протопоп Благовещенского собора. — Розыск к правде ведет. И Мамай правды не съел, а нынешним злодеям кишка тонка.
«Вот где содержится тяжелое ядро власти — в розыске! — мелькнуло у Малюты. — В лоб угодит — костей не соберешь!»
Иоанн, услышав про золотоордыника Мамая, вспыхнул юным румянцем.
— Быть по сему. Верных слуг назначим. — И тут же поправился: — Сам назначу! И розыск учиню!
Прежде и глубже Малюты этот совсем молодой человек понял спасительную роль розыска для обширной его державы. Он долго прощался с митрополитом и желал ему поскорее избавиться от удушливой хвори, потом поспешно сел на коня, жестко и безжалостно наступив на подставленные ладони Малюты, и выехал медленно за ворота. Черный люд — в полном смысле слова: черный от копоти и сажи — стоял на коленях по обеим сторонам дороги, воздевая руки к государю. Конные стрельцы ограждали Иоаннова аргамака, не позволяя убогим выползти под копыта. То там, то здесь раздавались возгласы:
— Чародейством Москва запылала, великий государь!
— От злого волшебства сгинула!
— Детишки малые в колысках задохнулись!
— Слуга Божий Макарий от огня того упал и расшибся! А молитвой град твой спас.
— Накажи, великий государь, лихих разбойников! Ведь ты никому не подвластен, кроме Христа, сына Божия!
Малюта, прислушиваясь к стонущим кликам обгорелых и обезумевших людей, спокойно прикидывал: откуда сказание о чародействе притекло к царю — от полумертвого народа московского, обнищавшего и оголодавшего, к боярам и далее к Иоанну или, наоборот, от Иоанна и бояр — наружу: за ограду было заброшено монастырскую. А может, и совместно вылупилось — от стачки бояр с погорельцами и одичавшими детьми боярскими. Наблюдая за толпой в городе, он замечал, как не в первых, конечно, рядах, а в недрах ее — поглубже — шныряют всякие на вид посадские и шепчутся с любым, кто им согласен внимать, опосля и деньги в карман суют. Одного он молодца заприметил — будто бы среди дворни знатного и богатого боярина Ивана Петровича Федорова-Челяднина встречал. Федоров от царя держался подальше — не то гордыня заела, не то страх сковал. Недаром говорят: близ царя — близ смерти. А Федорову было чего бояться. Пост конюшего у него Михайла Глинский отнял. Когда Воронцовых с Кубенским пестовали в Коломне на вечный покой, Иван Петрович неизвестно как вывернулся и отправился в ссылку. Да государь вскоре позвал его назад. А зачем?
