— Юшку им пусти! Юшку! Ай, славно! Кровью у меня умоетесь! — смеялся Иоанн.
Мрачное выражение у Курбского, с каким он наблюдал отвратительную и порочную сцену, лишь раззадоривало его немилосердного друга.
— Огня! — крикнул царь. — Огня!
VI
Огонь последнее время его привлекал. Он обожал смотреть на огонь. Совсем недавно Москва вспыхивала дважды. Пламя языками дьявола поднималось до небес. Особенно зловещая картина возникала туманными весенними ночами. Низкие багровые тучи разлетались в разные концы света в зависимости от направления ветра. Клочковатые и мятущиеся, они походили то на всадников, то на пеших воинов, то на беснующуюся, будто клубящуюся толпу. Он не отступал перед огнем и не молился, как глупые бояре. Он пытался усмирить стихию. И видел, что многие воины одобряют такой образ действий. Они не взывали к Богу. Басманов, Малюта и Грязной впереди всех яростно бросались туда, где еще можно было что-то спасти. В Кремле сгорело с десяток построек, но главные здания удалось отстоять. Малюта, голый по пояс, черный от сажи, с опаленной бородой и усами, действовал лихо. Глаза его весело поблескивали. Казалось, он радуется борьбе. Таскал воду без устали, орудовал багром, как умелый воин — пикой.
В какой-то момент, когда Иоанн слишком приблизился к полыхающему пожарищу, Малюта, перекрывая треск рушащейся кровли, остерег возгласом:
— Великий государь, спасайся! Берегись!
Иоанн отшатнулся вовремя: мимо пролетела, теряя сноп искр, обгорелая головешка.
Апрельские пожары погасили дожди. Огонь и прежде не был безразличен Иоанну, но теперь он неожиданно для себя уверовал в его сокрушающую и очистительную силу. Попробуй одолеть огонь! Так и воля государя — непобедима. Мощь и быстрота распространения пламени завораживали. Иоанн внимательно всматривался в тех, кто кидался в гущу огненную без всякой боязни.
— В огне есть что-то дьявольское и вместе с тем спасительное, — произнес Курбский, сопровождающий его везде. — Уничтожая — спасаю!
Иоанн искоса взглянул на князя. Умен — не отнимешь!
— Огонь, как золотой дукат, имеет две стороны, — согласился Иоанн.
Он умел подхватывать чужие мысли и, переиначив, выдавать за собственные.
После пожаров человек со странным прозвищем Малюта получил под начало пятьдесят воинов, среди которых находились и иноземцы. Царь наконец запомнил его настоящее имя и при надобности звал уменьшительно:
— Гришка, поди сюда!
И ни разу Малюта не вызвал у него не то что гнева, но и простого неудовольствия. Особенно Иоанну нравилось отсутствие у Малюты брезгливости, присущей князьям да боярам, и стремления оградить себя от неудобств. Однажды Иоанн въехал на коне в болотистую, наполненную гниющей жижей выемку и позвал:
