— Господи, вся мокрая! Но ты пока меня не трогай, придется подождать. Просто ляг на спину, вот так, хороший мальчик. Ах, как мне нравится раздевать тебя. Я просунула, руки тебе под рубашку, провожу пальцами по твоей груди, глажу тебя, трогаю, чувствую под своими пальцами твои соски. Какой ты удивительный! — вздохнула она.
— Это мило, — отвечал Тони, наслаждаясь ласкающими интонациями ее голоса.
— Это только начало. Теперь я села на тебя верхом, расстегиваю твою рубашку. Я наклоняюсь над тобой, мои соски, укрытые шелком, трутся о твою грудь. Ах, Энтони! — В ее восклицании прозвучало наслаждение. — Тебе действительно нравится смотреть на меня, да? Ты подо мной твердый, как камень. Мне не терпится, чтобы ты оказался во мне.
От этих слов Тони похолодел. Зародившееся было возбуждение растаяло, как снежинка в луже. Опять на том же месте.
— Наверное, я тебя разочарую, — бросил он бодрым голосом.
Снова сексуальный смешок.
— Ни в коем случае. Ты даже больше, чем я мечтала. Ах, Энтони, потрогай меня. Скажи, что хочешь со мной сделать.
Тони не находил слов.
— Не стесняйся, Энтони. Между нами нет тайн, мы можем идти, куда захотим. Закрой глаза, дай волю чувствам. Потрогай мои груди, пососи мои соски, кусай меня, дай мне ощутить твои горячие влажные губы на всем моем теле.
Тони тяжело вздохнул. Пожалуй, это было больше, чем он мог вынести, даже в интересах науки.
Теперь Анжелика задыхалась, как будто хотела, чтобы ее возбуждение передавалось и ему.
— Вот так, о боже, Энтони, замечательно, — прохрипела она со стоном. — Видишь, я же говорила… Вот так, пусть твои пальцы проникнут глубже. О боже, ты самый хороший… Дай мне… дай мне, о боже, дай мне добраться до тебя.
Тони услышал в трубке звук расстегиваемой молнии.
— Анжелика… — начал он. Все снова распадалось на части, вырывалось из-под контроля.
— Ах, Энтони, какой ты красивый. Я никогда не видела такого красивого орудия. Позволь мне попробовать тебя… — Голос замер, послышались сосущие звуки.
Кровь бросилась в лицо Тони внезапной волной стыда и возмущения. Он бросил трубку и тут же снова снял ее. Господи, какого же сорта мужчиной нужно быть, чтобы заниматься этим по телефону? И какого сорта ученый не сумел бы отделить собственные жалкие провалы от сбора объективных данных?
Самое худшее заключалось в том, что он теперь знал собственную реакцию. Сколько раз он сидел за столом напротив насильника, поджигателя или убийцы и смотрел, как они, заново проживая события, достигают той точки, в которой больше не могут выносить самих себя, и обрывают разговор. Они не могли положить телефонную трубку, но все равно отключались. В конечном итоге при правильном лечении стена обрушивалась и им удавалось встретиться лицом к лицу с тем, что «довело» их до психолога. Это был первый шаг в излечению. Тони надеялся, что Анжелике достаточно много известно о теории и практике психоанализа и она будет возиться с ним до тех пор, пока он не сокрушит барьеры и не посмотрит в лицо тому — чем бы оно ни оказалось, — что стало причиной его сексуальной и эмоциональной неполноценности.
