И началось.
Виктор не был большим любителем спиртного, но, действительно, если разобраться — когда впереди у тебя непонятное будущее, сзади — прошлое, о котором вспоминать лишний раз не хочется, а внизу, под относительно тонким стальным брюхом самолета, сотни метров пустоты, неизвестно откуда появляется желание вот так вот по-русски взять наполненный до краев стакан, и…
— Щас спою, — сказал Жека, покосившись на японца.
— А чо, можно! — обрадовался Санек с соседнего кресла. — Давай: «Такова воррровская доля…»
— Погодь, — оборвал его «Папа». — За дела да за масти мы дома споем. А здесь…
— Чо здесь? — обиделся Санек. — Типа в воздухе масти не канают?
— Не, Сань, канают без базара, но…
«Папа» наставительно поднял вверх татуированный палец и снова покосился на японца, невозмутимо листавшего свою газету.
— …здесь мы прежде всего русские пацаны, которые летят отдыхать в страну узкоглазых. Тех самых, кому наши деды в свое время конкретно вставили по самую помидоринку.
Рука японца, переворачивающая лист газеты, замерла на мгновение. Или это только показалось Виктору?
— И в честь энтого знаменательного события, — торжественно продолжил Жека, — давайте-ка, братва, вспомним одну хорошую песню.
И он затянул хорошо поставленным баритоном:
На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят…
Возможно, Жека просто куражился. Возможно, нарывался, подозревая, что японец знает не только свой родной с закорючками. Виктор ждал, что его попутчик не выдержит и кинется, — но ждал он напрасно. Японцу, похоже, разухабистая компания была глубоко до фонаря. После пары куплетов он абсолютно спокойно отложил газету, нажал на кнопку, отчего спинка кресла приняла почти горизонтальное положение и мирно отошел ко сну.
«Гады вы, — подумал Виктор. — Люди воевали, жизни клали, а вы песню об их подвигах распеваете, чтобы японца достать. Гады и есть».
Но устраивать разборки в самолете было неразумно. К тому же пел Жека неплохо. А японец не реагировал. Ну и ладно. Когда еще доведется русскую песню услышать? И Виктор слушал:
На траву легла роса густая,
Полегли туманы широки.
В эту ночь решили самураи
Перейти границу у реки, —
старательно выводили «пацаны», частенько путаясь в словах. Но на японца песня не произвела ровным счетом никакого впечатления. Он спал как убитый.
Квартет еще раз старательно вывел «и летели наземь самураи под напором стали и огня», но поскольку ожидаемого действия песня не возымела, то концерт как-то быстро сошел на нет. Взамен песнопений пошли разговоры-воспоминания о каких-то общих знакомых, о бабах своих и чужих, о каком-то «уроде», который «должен был по жизни, а как откинулся, так с воли ни разу семейку не подогрел».
