— В каком смысле?
Люк накручивал завязки слюнявчика Эмили вокруг указательного пальца. Он чувствовал, как внутри растет напряжение. Люк никогда не судил свою мать. Он любил ее… И всегда готов был броситься на ее защиту. И тем не менее вынужден признать, что многого лишился именно по вине матери. И не желал, чтоб детство Эмили напоминало его собственное.
— Единственное, чего она всегда желала, — это сидеть дома и растить детей, — сдавленно проговорил он. — А когда папа ушел, она… рассыпалась в прах.
Он вспоминал безутешные слезы мамы, ее страх, свою беспомощность. Ее сердце разбилось, когда муж бросил ее ради другой женщины. Она смертельно боялась искать работу, думая, что ни с чем, кроме уборки и готовки, не справится. Еще маленьким, он плакал вместе с мамой и ругал папу. Но он был мальчиком, будущим мужчиной, и поэтому глубоко запрятал свои страхи. Он должен был быть сильным и поскорее вырасти.
— Вы единственный ребенок? — спросила Сидни тихим голосом.
Он кивнул.
— Мне было семь лет, когда они развелись.
— Это, должно быть, ужасно тяжело. Для нее. И для вас тоже.
Он пожал плечами. Его смущало ее сочувствие и искреннее внимание. Он давно пережил все это. Оставил все позади. Он вдруг подумал: а как Сидни восприняла свой развод? Переживала ли она, как его мать? Испытала ли такое же отчаяние?
— Ваша мама одна заботилась о вас? — спросила она, поднося чашку ко рту.
— Я о ней заботился.
Из прошлого к нему вернулся сладкий аромат бутербродов с арахисовым маслом и джемом. Это было его фирменным блюдом, которое он готовил по возвращении из школы. Он брал с собой бутерброд и большой стакан молока, заходил к матери и залезал к ней в постель. Она смотрела по обыкновению какую-нибудь мыльную оперу, но отключала звук, чтобы его не обидеть, пощипывала его бутерброд и спрашивала, как он провел день. Но она никогда не слушала его по-настоящему, так, как сейчас Сидни.
— Получается, будто вы «вырастили» свою маму, как я растила своих братьев и сестру. — Она протянула руку через стол и накрыла его большую кисть. Его удивили тепло, сочувствие и собственная дурацкая реакция.
Он заметил приближающуюся официантку, и их беседа оборвалась так же внезапно, как возникла. Сидни откинулась на спинку стула и убрала руку. Кратковременная, но столь необходимая связь была нарушена. Сердце Люка упало, и он, почувствовав это, разозлился. Резко отодвинув свой кофе, он принял от официантки тарелочку с пахлавой.
