Когда в последний раз он касался женщины — целое селение исчезло с лица земли. «Черная немочь». Так прозвали ее люди. Именно она и таилась внутри него, струилась по венам, хохотом звенела в его мыслях. Годы спустя Торин не единожды пытался содрать с себя кожу. Однако очиститься от вируса оказалось невозможно.
За свою долгую жизнь воин научился подавлять стремление к тому, что стало недоступным для него, к отношениям.
По крайней мере, Камео понимала его, знала, с чем ему приходится справляться, что он может, а что нет, и не просила большего.
Он же хотел, чтобы попросила, и ненавидел себя за это.
Она неспешно обернулась. Губы ее были красными и влажными, словно она кусала их, а на щеках играл яркий румянец. Грудь быстро вздымалась и опускалась в такт поверхностного дыхания. Его собственное дыхание жгло горло.
— Мы вернулись, — проговорила она на рваном вдохе.
Он остался сидеть, лишь изогнув бровь так, словно ему и дела не было.
— Ты не ранена?
— Нет.
— Хорошо. Раздевайся.
С момента касания к ее волосам несколько месяцев назад они стали лучшими друзьями. С маленькими преимуществами. Сомнительными преимуществами «удовлетворять себя, наблюдая на расстоянии друг за другом», но все же преимуществами.
Которые чертовски все усложняли. Здесь и сейчас… и в будущем. Когда-нибудь ей захочется, чтобы возлюбленный смог по настоящему коснуться ее, любить ее, проникать в нее, целовать и пробовать ее вкус и обнимать ее, а Торину придется отойти в сторону и постараться не убить подлеца.
До тех же пор…
Она не послушалась.
— Возможно, я не совсем ясно выразился, — сказал он. — Хочу, чтобы ты сняла с себя одежду.
Позже она накажет его за то, что командовал ею. Он хорошо ее знал, знал, как рьяно она старается доказывать, что так же сильна, как ее соратники-мужчины. Сейчас же нужда взяла верх. Он слышал сладкий запах ее возбуждения. Она не сможет больше сопротивляться.
И точно, трясущимися пальцами Камео сжала край футболки и стянула ее через голову. Кружевной черный бюстгальтер. Его любимый.
— Вот это моя хорошая девочка, — похвалил он.
Она сузила глаза, бросив прицельный взгляд на его набухшую плоть, четко проступающую под поясом брюк.
— Я сказала, чтобы ты был обнажен, когда я вернусь. Ты непослушный мальчик.
Привыкший к ее печальному тону, он не содрогнулся, как это делали все остальные. Внутренне или по-настоящему. Этот голос был частью нее — воительницы до мозга костей, прекрасного несчастья… неумышленного ночного кошмара.
