Тщательно взвешивая свои следующие слова, она глубоко вдохнула, смакуя аромат Страйдера — дым костра и корицы. Печально, ему не хватало Сабиновой порочности.
— Все, что смертные не понимают, они считают плохим, — сказала она. — В их мыслях добро всегда побеждает зло, потому все, что сильнее их — это зло. А зло, конечно же, отвратительно.
— Истина.
В голосе воина прозвучало настоящее понимание. Она предположила, что сейчас самый подходящий момент, чтобы развеять ее сомнения.
— Я знаю, что ты бессмертен, как и я, — начала она, — но не могу понять, кто ты на самом деле.
Он неловко поерзал, бросая взгляд на друзей, словно ища поддержки. Все, кто слушал их, быстро отвели глаза. Страйдер тяжело выпустил воздух из легких, неумышленно повторяя ее недавний вздох.
— Некогда мы были воинами богов.
Некогда, значит, уже нет.
— Но что…
— Сколько тебе лет? — перебивая, спросил он.
Гвен хотела, было, возразить против такой внезапной смены темы. Вместо этого, будучи трусихой, она взвесила все за и против признания правды, задав себе три вопроса, которым каждая Гарпия-мать учит своих дочерей.
Может ли эта информация быть использована против тебя?
Даст ли тебе преимущество то, что ты сохранишь это в секрете?
Будет ли ложь более уместна?
Вреда не будет и преимущества тоже.
— Двадцать семь.
Брови мужчины полезли на лоб, и он недоуменно сморгнул.
— Двадцать семь сотен лет, правильно?
Да, но только если бы он говорил с Талией.
— Нет. Всего лишь двадцать семь самых что ни на есть обычных лет.
— Ты же не имеешь в виду человеческое летосчисление?
— Нет. Я говорю о собачьих годах, — сухо проговорила она и поджала губы. Куда делся фильтр, что всегда удерживал ее от колкостей? Однако Страйдер не возражал, скорее, он казался ошеломленным. Будет ли такой же реакция Сабина, когда он соизволит проснуться? — Почему тебе так трудно поверить в мой возраст? — Пока эхо вопроса витало меж ними, ее осенила мысль и она побледнела. — Я что, выгляжу древней?
— Нет, нет. Конечно, нет. Но ты бессмертна. Могущественна.
А могущественные бессмертные не могут быть столь юны?
Стоп. Он думает, что она могущественна? Удовольствие прекрасным цветком распустилось в ее груди. Ранее это слово применяли только к ее сестрам.
— Ага, но все же мне только двадцать семь.
Он потянулся — сделать что? Гвен не знала и не желала знать — она отпрянула назад, вжалась в спинку сидения.
В то время как она жаждала прикосновения Сабина с самой первой минуты — почему? почему? почему? — и этим утром даже воображала, как творит с ним весьма порочные вещи, мысль, что кто-то другой будет ее лапать ей не улыбалась.
