Все роскошно, как романовское пасхальное яйцо, и в культурные пределы входишь с уважением, с легкой печалью, с благоговением.
Первым делом видишь картину: Ленин вздымает кулак на фоне ненастного неба.
О красные дня октября!
У планёра, глайдера — ажурное точеное шасси, профиль которого в точности повторяет кленовое семя. В центре — V–образная распорка, и к закругленному концу, к голове планёра — еще одна. Эта вторая распорка — тоже V–образная, если смотреть от головы, поскольку низ шасси — это один–единственный нагель, расходящийся в грудине непорочной анатомии планёра, сразу над его зобом, и уходящий вилкой назад, оставляя верхушку шасси открытой, как конверт, в который сейчас положат письмо. Между двумя этими распорками поднимаются высокие локти крыла цапли. Оно машет благодаря системе тяж, приводимой в движение ногами аэронавта.
Это схема птичьего полета, переведенного в точеное дерево большой эластичности. Ткань, натянутая меж ребер крыльев — промасленный шелк.
Аэронавт должен надевать комбинезон на молнии из двухслойного поплина с легкой подкладкой, вроде того, что сегодня на Татлине. Кроме этого — полотняные ботинки на шнуровке, вроде велосипедных, очки–консервы, шлем, застегивающийся под подбородком, и перчатки, которые защелкивают на запястьях.
— А зачем этот планёр?
— Для повседневного использования.
Татлин показывает планёр журналистам. Человек из «Известий» прижимает блокнот к груди и поправляет очки в стальной оправе.
— Рассмотрите изогнутые крылья, говорит Татлин. Я полагаю, вы найдете их эстетически безупречными.
— Именно, говорит человек из «Известий».
Портрет Ленина безотрывно смотрит на белое московское небо за музейными окнами в экстазе искренности.
— Вы не должны думать о моем планёре ни как о предмете утилитарном, ни как о произведении искусства. Вы же не станете рассматривать ДнепроГЭС как скульптуру, однако она — скульптура. Польза ее очевидна, героична. Мой планёр — для народа. Это социалистическоий артефакт — и искусство, и полезное приспособление.
— Народ Украины будет особенно заинтересован в планёре «Летатлин». Над полями без единого дерева можно парить часами, над тундрой.
— Это, объясняет Татлин, прихлебывая с блюдечка чай с мятой, воздушный велосипед.
Зелинский записывает.
Над ними, на фотографии сепией Ленин подписывает бумаги за столом.
Товарищ Мария Ивановна из «Правды» выпрямляет спину и представляется художнику–изобретателю.
— Он очень красив, произносит она. В самом деле очень красив.
