Своего любимого таракана он посадил в маленькую бумажную гондолу и привязал к воздушному змею. Так у теоретика дирижабля, ракеты и аэроплана началась любовь к небу как к предначертанной трассе человечества.
Когда ему исполнилось восемь, мать подарила ему маленький шарик — коллодиевый баллон, наполненный водородом, большая редкость в те дни. Таракан, подобно Менделееву в его обсерватории на аэростате, теперь возносился ввысь силою водорода.
Он страстно любил чтение, этот молодой Циолковский. В своих фантазиях он изобретал миниатюрный мир и представлял себя таким же маленьким — настолько, чтобы там жить. Большое преимущество — мыслить в масштабе. Позднее Циолковскому придется довольствоваться лишь моделями своих изобретений.
Одной из любимых его грез было отменить силу тяготения и от радости взаправду перепрыгивать телеграфные столбы. Когда Циолковскому было девять, он ужасно простудился, катаясь на санках с горы. Простуда перешла в скарлатину, и он оглох.
Пришлось бросить школу — ужасное лишение для человека, любящего как книги, так и товарищей. Тишина, в которую он погрузился, превратила его в одинокого меланхоличного человека. Моя глухота, как–то сказал он, сделала мою жизнь неинтересной. Я страстно хотел слышать человеческую речь.
Всю свою жизнь он пытался припомнить хотя бы одно событие между десятью и четырнадцатью годами жизни, как рахз когда его юный разум не мог примириться с беззвучным миром — и так никогда к нему и не привык. Темной печалью называл он эти годы.
В четырнадцать он начал быть Циолковским. Он построил коляску с парусами и даже научился ходить против ветра.
Он сам обучился арифметике. Понял, как пользоваться астролябией, и с помощью одной из своих конструкций измерил расстояние между домом Циолковских и отцовской наблюдательной вышкой. В первые в жизни он подтвердил теорию.
Настолько талантлив был этот юный привинциал, что мать с отцом отправили его в Москву. Это было ошибкой. Его глухота, бедность и незнание городской жизни закрыли ему путь к карьере. Он жил на одном черном хлебе и воде и к булочнику ходил через два дня на третий. На остававшиеся деньги покупал книги, ртуть, реторты, серную кислоту.
Именно в Москве он впервые задумал покинуть землю и отправиться в космос. Центробежная сила, думал он, — вот путь. Камера, содержащая человека, запас кислорода и научные инструменты, взмоет в пространство, если стержень, вращающийся на ее крыше, будет раскручивать тяжелые шары с очень большой скоростью. Ничего не выйдет. Затем он подумал о маятниках на конце закрепленного стержня. Когда они начнут вращаться, аппарат наверняка поднимется и улетит в космос, быть может — к луне, быть может — к Марсу. Нет, к самим звездам.
