Вот уж натерпелся я от Галилея (отец его, пожалуй, был поблагородней: читали вы его?).[38] В обыкновенной своей манере он шлет мне чрез земляков своих при нашем дворе прямо-таки приказы, чтоб поддержал его высказывания об Юпитере, мало ему Dissertacio, я должен снова, еще решительней твердить, какой он гений, — но, несмотря на все мои мольбы, он не присылает того самого инструмента, который мне и дал бы возможность увериться в его правоте. Ссылается на расходы, на трудности изготовления, но я-то знаю, что меж тем он дарит свой телескоп направо и налево. Чего же он боится, зачем исключил меня? Признаюсь, чуть ли не готов поверить тем врагам, которые его честят бахвалом и шарлатаном. Я прошу назвать мне имена свидетелей, своими глазами видевших то, что описывает он в Sidereus nuncius, как он уверяет. Он отвечает, что великий герцог Тосканский и еще кто-то из несчетных Медичи за него может поручиться. Великий герцог Тосканский и в святости дьявола поручится, буде подопрет. Где ученые, которые подтвердили бы открытия? Он отвечает, что собратьев своих не ставит ни во что, они Юпитера не отличат от Марса, даже и от Луны, где уж им распознать новую планету, ее увидев?
Так или иначе, теперь все это позади, благодарение курфюрсту Эрнсту. После 30 августа, с того дня, как вернулся он из Вены, с помощью телескопа свидетельствовал я дивные новые феномены собственными глазами. Несходно с падуанцем желая заручиться поддержкой надежных свидетелей, я пригласил к себе юного математика Урсина и еще кое-каких светил, чтобы, глядя и отмечая отдельно друг от друга, получить наконец доказательство неопровержимое Галилеевой правоты. Во избежание ошибки и чтобы отвести все подозренья в заговоре, каждый, по настоянию моему, мелом чертил таблицу того, что видел в телескоп, а после мы сравнили наблюдения. Все получилось как нельзя лучше. За чашею доброго вина и с целою корзиною еды — пироги с дичиной и сосиски в изобилье — мы провели весьма приятный вечер, хоть, признаюсь, вино, в сочетании с моим слабым зрением, странно искажало и окрашивало феномены. Однако же все показания приблизительно сошлись, и в последующие дни я мог их снова и снова поверять наедине с собою. Он прав был, этот Галилей!
Ах, с каким трепетом приближал я лицо мое к великолепному инструменту! Что, если новые открытия докажут всего-навсего, что я ошибался в столь дорогих сердцу догадках об истинной природе вещей? Напрасно я тревожился. Да, у Юпитера есть луны; да, в небе куда больше звезд, нежели видим мы невооруженным глазом; да, да, материя Луны та же, что и Земли. И однако все вместе обстоит так, как всегда мне представлялось. Земля занимает особенное место во Вселенной, ибо вращается вокруг Солнца в срединном положении между планет, Солнце в свою очередь покоится в сферическом пространстве, окруженное звездами. И всем правят законы геометрии, которая едина, вечна, соприродна божественному разуму. Все это видел я, и я покоен — правда, не Галилея мне следует благодарить.
