Спокойно, Рико, спокойно!
Наверно, это не так уж трудно — немного сконцентрироваться и как следует поразмыслить. Раз уж я пока что застрял у РБ, то вполне могу обдумать, что будет с Оскаром и Бюлем, ведь теперь Оскару угрожала еще большая опасность, чем раньше. Бюль сказал, что и выеденного яйца не даст за его жизнь. Яйца несут куры, так может, он утащил Оскара в какой-то курятник?
Чушь.
Где прячут похищенного? Зависит от того, в каких условиях его собираются содержать. Если дать ему достаточно еды и питья и туалет поблизости, тогда можно спрятать его где-нибудь подальше. Жертва сможет позаботиться о себе сама. Но жертвами Бюля были маленькие дети, почти совсем еще крошки. Они впадут в панику и умрут от голода и жажды перед полным холодильником, все время делая себе в штаны. И как ему тогда все это расхлебывать?
Нет, чем дольше я размышлял, тем более убеждался в том, что Бюль держал похищенных детей под замком где-то поблизости, а…
…а «поблизости от него» означало в то же время — поблизости от меня!
Отлично сработано, Рико!
Тут я должен признаться, что только на этот последний размышлительный шаг у меня ушло примерно два часа. Ну хорошо, почти три. За это время я перебрался на кухню РБ. На улице уже давно было темным-темно. Только луна давала немножко света через окна. На них не было занавесок, и я не решался включить свет. После того как Бюль понял, что я ничего не сообщил в полицию, он наверняка все еще сидел в засаде, поджидая меня.
Я попил воды из-под крана и поискал, нет ли на кухне чего-нибудь съедобного. Я знал, что холодильник пустой, но все-таки посмотрел еще раз. Ну и ладно. В стенном шкафчике я нашел упаковку макарон, но газовая плита РБ — это нечто суперсовременное, и я ее боюсь. Захочешь сварить яйцо, а вместо этого вся квартира взлетит на воздух. Так что я вскрыл упаковку, принялся сосать одну макаронину за другой и ждать, посматривая на фасад заднего дома, когда же там появится добровольно взорванная фройляйн Бонхефер и начнет искать свою пепельницу.
Ртом я ощутил, что макаронина волнистая. Ригатони, определил я без особого воодушевления и с печальным чувством в животе подумал, что в прошлую пятницу, перед отъездом РБ, толстый Торбен, наверно, выбросил находку-макаронину из окна своей комнаты или через перила сада на крыше. Такое вполне в его духе. Все началось с этой макаронины, без которой я не встретил бы Оскара, а теперь все закончится какой-нибудь последней макарониной, которую Бюль засунет в мое отрезанное ухо.
