— Но ты-то здесь ни при чем. У юного Хедли из-за чего-то неприятности с Бернардом; тот его вызвал к себе в кабинет после дневного спектакля наверняка для взбучки. А Льюис уже несколько недель подряд просто сам не свой. Ходят слухи, что его бросила жена, а Джонни говорит, что он запил, но они с Джонни всегда друг друга ненавидели, так что скорее всего он из злобы на Льюиса наговаривает. А на кого Джонни орал?
— Не знаю: он это делал по телефону. Но я пришла сюда не для того, чтобы вести пустые разговоры о всех этих людях. — Рука Марты скользнула Лидии под халат. — Сколько времени у тебя есть до выхода на сцену?
Дверь неожиданно распахнулась. И на пороге, пошатываясь под тяжестью замысловатого головного убора, появилась Ронни.
— Надеюсь, не помешали? — ехидно спросила она. — Мы пришли привести в порядок твой наряд.
Лицо Марты мгновенно залилось краской, щеки Лидии порозовели, а Леттис, вошедшая следом за Ронни, натужно улыбнулась и робко спросила:
— С чего нам начать?
Обычно Хедли с радостью ждал выходного дня, но сегодня, пока он расставлял мебель к началу спектакля и шел за кулисы еще раз просмотреть список реквизита для каждой перемены декораций, мысли его были совсем о другом. Он знал, что повел себя безобразно, и уже не раз проклинал свой непростительно глупый поступок, замолить или исправить который не имелось почти никакой надежды.
Хотя Хедли работал на Обри всего шесть месяцев, он уже чтил продюсера, как чтил бы своего отца, которого, кстати, никогда в жизни не видел; ведь Обри тяжким трудом добился настоящего успеха в самой загадочной профессии на свете. И Хедли прекрасно понимал: таким, как он, ребятам из рабочей среды, в театр обычно ходу нет; и все же Обри предложил ему должность младшего помощника режиссера, посчитав, что хотя Хедли никогда не учился ни в университете, ни в театральной школе, он может проявить свой талант, если таковой у него имеется. Работая и в «Уиндхеме», и в «Новом», Хедли день изо дня готовил актерам кофе, малярничал, подметал сцену, расставлял декорации. Это была тяжелая физическая работа, но силы и энергии у него хватало. Возможно, благодаря именно своим бесчисленным обязанностям он становился все более уверенным в себе. А ведь всего несколько месяцев назад Хедли и представить себе не мог, что получит эпизодическую роль и, не тушуясь, выйдет на сцену перед сотнями зрителей.
Подобно любому чужаку, принятому в некий клуб, к которому, по его собственному мнению, он не имеет права принадлежать, Хедли досконально ознакомился с особым языком театра и чтил его традиции и ритуалы. Так, каждый вечер он тщательно и с большим удовольствием готовил площадку для особой актерской группы, образованной в первые дни постановки пьесы; ее членами были всего лишь три актера, последними покидавшие сцену в финале «Ричарда из Бордо». Согласно устоявшимся правилам, после каждого из спектаклей, за исключением дневных, Хедли — а в его отсутствие Маккракен — во время финального акта ставил за кулисами маленький столик и три стула. Первым сцену покидал Льюис Флеминг, игравший Болингброка,
