— Спасибо тебе, Хранитель, — Фрисс бережно спрятал ягоду в костяной сосуд, тот — в сумку, а её — в берестяной чехол. — Эта штука ещё спасёт кому-нибудь жизнь… Лайхал редко приносит плоды, правда ведь?
— Раз в сто лет, — согласился Мираан. — И если при этом… Кажется мне, знорк, что ты уже спишь. Речник давно не спал так крепко, и сны его были странны, но приятны — он плыл по сверкающей многоцветной реке, и она несла его бережно и плавно, качая на волнах. Голоса мертвецов из Гиблых Земель более не преследовали его.
— Никто не поверит мне, что я был в Энсикаат-Линкиле, — вздохнул Речник, выходя на порог Оксольмена. Резная полусфера за ночь перенеслась на другой край леса, и многоцветные деревья шелестели теперь за спиной Фрисса, а перед ним снова простиралась равнина, залитая расплавленным стеклом. Даже Мираан смотрел на неё с опаской.
— Страшно глядеть на убитую землю, — признался он вполголоса. — Мне страшно отпускать тебя туда, знорк. Но я с тобой идти не могу.
Возвращайся к друзьям, Речник Фрисс, и пусть Великая Река никогда не иссякнет!
— Мои друзья далеко, Хранитель Мираан, — погрустнел Фриссгейн, и так невесёлый. — До встречи, Хранитель, и пусть леса Лучистой Куйи поднимутся выше облаков! Пройдя полсотни шагов, он обернулся — Куэнн ещё стоял на пороге летающего дома и глядел вслед. Фрисс ускорил шаг. Если он и доживёт до возвращения на Реку, а Река — до зимы, во владения Куэннов ему уже не вернуться. Слишком сильное излучение здесь, и во второй раз Речнику так не повезёт… Когда Энсикаат-Линкиль превратился в мерцающую полоску на горизонте, Фрисс остановился в тени Лучевого Вала и попытался воссоздать по памяти Твийю — изображение лайхала, пылающей Тоонгары, резного дома, самого Куэнна… Он вздохнул, посмотрев на результат попыток, и развеял все образы. «Мало того, что не поверят, ещё и не расскажу толком!» — с досадой подумал он и пошёл дальше. Страх и отчаяние покинули его — Фрисс понимал уже, что Гиблые Земли отпустят его живым. А дальше Речник сам разберётся.
Дождевые струи стекали по спине Фрисса, заливали прозрачный щиток над глазами, и Речник стоял неподвижно, жадно вдыхал запах мокрой земли и оживающей зелени. Жухлая низкорослая трава тянулась к воде, почва, мелкая и сухая, как пыль, поглощала каждую каплю мгновенно.
Фрисс даже боялся предположить, сколько веков назад здесь прошёл последний дождь. Будь это в силах Речника, он вызвал бы многодневный ливень — но получился всего один бочонок воды, и почти вся она испарилась, не долетев до земли. Фрисс был жив и почти здоров — только глаза, обожжённые в Гиблых Землях, болели и слезились, да оставила ожог на боку ипроновая шкатулка. Отчего она нагрелась, Речник не понял. Фрисс вылил на шкатулку бочонок воды, она пошипела в высыхающей луже и всё-таки остыла. Второй бочонок он опрокинул на себя — ирренциевая пыль никак не хотела смываться. Он покинул мёртвую равнину, когда солнце близилось к зениту. Поле расплавленного стекла осталось позади, хотя осколки его ещё блестели в пыли. Сквозь иссохшую почву пробивалась белесая и желтая трава — мекха, насколько можно было понять. Мекха, изувеченная лучами и засухой до неузнаваемости, крохотные колючие шарики Менси и жёлтая поникшая геза, трава засушливых степей. Фрисс не знал, откуда все эти растения берут влагу, но видеть их было приятно. Лучистая пустыня кончилась, началась обыкновенная, а это уже не так страшно. На горизонте виднелось тёмное пятно — развалины чего-то огромного, явно построенного до Применения. Фрисс усмехнулся, кивнул своим мыслям и пошёл к руинам. Судя по всему, там лежал Старый Город, один из десятков Старых Городов Аркасии. Его следовало перерыть сверху донизу. Где ещё искать Старое Оружие, как не в Старом Городе?! Речник мимоходом вспомнил легендарный поиск позапрошлого года, тяжело вздохнул и продолжил путь. Вокруг было тихо, даже ветер притаился, и шорох каждой песчаной мыши или ящерки разносился далеко по степи. Что-то звенело, скрежетало и потрескивало за гребнем холма — и Речник заинтересовался и тихо обошёл возвышенность. А потом замер от изумления и радости. Высокий сармат в иссиня-чёрной броне сидел у холма и рассматривал остатки странного приспособления, из которого свисали проводки и сыпались хлопья ржавчины. Пахло окалиной и горелым фрилом. Сармат с досадой отбросил бесполезные обломки, тяжело поднялся на ноги и шагнул к Речнику.
