– Секунду, – в горле девушки пересохло. Губы потрескались.
Одна за другой в памяти мелькали картинки новогодней ночи. Выдернутый шнур. Кровь дежурного врача. Стекольные брызги. Поцелуй.
– Эйс, вы меня поцеловали?
– Не стану отрицать, Аннет. Когда я укладывал вас в постель, во мне затрепетало то отцовское чувство, которым я, увы, обделен. Утопить его в коллизиях того дивного вечера я не посмел и уступил порыву. И судя по тому, что вы вспомнили об этом маленьком, но весьма значимом инциденте, думаю, нам пора приступить к трапезе. Слева от вас лежит сарафан, нижнее белье и носки. Жду вас внизу через несколько минут. Бежать бессмысленно, ибо все окна и двери заперты. Vir prudens non contra ventum mingit***. Покинув комнату, идите прямо по коридору, затем направо. Там будет лестница.
– Я скоро буду.
Когда Аннет скинула одеяло, она обнаружила, что правое бедро перемотано бинтами, живот исцарапан. Отражение в зеркале говорило о том, что те самые стекольные брызги достигли цели. Множество мелких ссадин и порезов.
Надев сарафан, она услышала звуки вальса Шопена, доносящиеся откуда-то снизу.
"Думаю, терять мне и впрямь больше нечего".
Эйс позаботился о том, чтобы Аннет не заблудилась по дороге в гостиную. До самой лестницы пол был усыпан лепестками орхидей. На каждой из ступеней лежало по розе. Первое, что бросилось в глаза девушки, когда она спустилась, – сервированный на двоих огромный стол посреди гостиной. А на обеденном столе лежал тетрадный листок. В момент, когда она хотела дотянуться до него, чтобы рассмотреть поближе то, что на нем нарисовано, ее талию и плечи обхватили крепкие мужские руки.
Эйс провел указательным пальцем по ее губам. Музыка звучала все громче.
…могу ль я больше умереть?* – отрывок из стихотворения "Прости".
totum revolutum (лат.)** – полный сумбур.
Vir prudens non contra ventum mingit (лат.)*** – мудрый мужчина не мочится против ветра.
Эйс. Тот красный снег.
Прошло полгода с того момента, как мы с Аннет "познакомились".
Миллионы секунд в ожидании просветления. Десятки рисунков, на которых я изображал забитых до смерти молотком алкоголиков. Тренировка.
Десятки бездомных, зарезанных кухонным ножом. Repetitio est mater studiorum*.
Каждое полотно – мгновение, олицетворяющее торжество справедливости, какой я ее представлял. Неминуемое возмездие. Нивелируя различия между дипломатом и насильником, начинаешь понимать: цена их жизней примерно равна. И ты рад лишь оттого, что не все зависит от твоей ненависти к ним. Природа все же изобретательнее. Она дает тебе свободу воли.
