— Шестьдесят девять секунд! И ты не утонул. Рекорд! — я засмеялась. Он протирал глаза, хлопая ими, как ребенок, из его ноздрей текла вода, открывая его беспомощность перед хлорированной водой.
— Издеваешься?
— Абсолютно.
Он поднялся на ноги и перешел на мою половину ванны. Начал, кусая мои губы, перекладывать каждую из ног — со дна на свои плечи, проводя длинными пальцами от ягодиц до пяток. Моя голова соскальзывала вниз, волосы путались, мы скользили по чугунной ванне и поднимались обратно. И так двадцать семь минут.
Я забралась на кровать и легла, намочив подушку. Алек укрыл меня одеялом, бережно заправив края, — я всегда оставляю одну ногу снаружи, люблю холод и его границы с теплом. А Алек все время накрывает ту самую ногу. Нет у нас взаимопонимания.
— Ты спишь?
— Нет.
— Как у тебя в институте?
— Нормально — скоро надо делать сюжет двадцатиминутный.
— Будешь собирать факты.
— Придется, не люблю информационный жанр, я больше домыслы, рассказы люблю… Когда-нибудь буду кино снимать. Позже…
— А на работе как?
— Нормально. А с каких пор тебя интересует моя жизнь?
— Ты снова издеваешься. Ты не хочешь говорить о Жанне, никогда не говоришь о Кирилле. У меня складывается впечатление, что я общаюсь с мифическим персонажем.
— А тебя что-то не устраивает в этом общении? Может, тебе привычных истерик не хватает? — Я смотрела на его влажные и ярко выраженные губы. Нижняя была больше верхней, с припухлостью по центру, которую хотелось нежно укусить, а потом провести языком по верхней.
Алек накрыл меня с головой одеялом, обнял и добавил:
— И кто ж ты такая?
Каждое утро случайно произведенные на свет люди ходят, перебирая ногами скупой от серости асфальт, думают и размышляют, и я одна из них.
Каждое мгновение властвует случай: ломаются машины, парализуя движения автострад, встают поезда в туннелях, садятся батарейки на телефоне, разрывая коннект, небрежностью и кошками провоцируются аварии, люди встречают на улице старых друзей или знакомятся, — это и есть обычный ход жизни, но каждая такая случайность меняет нас.
Каждый день что-то всемогущее, неощутимое и непонятное дарует нам выбор, и мы умудряемся вместо одного правильного выбрать сотни неправильных…
Это и есть случайность. Опыт.
Я случайный человек. И…
— Мне девятнадцать лет. Мне уже целых девятнадцать лет, — проговорила я, глядя на часы, которые своими деревянными стрелками подбирались все ближе к нулевой точке отсчета. А я так и не сделала ничего путного. Счеты с жизнью — по нулям. Хожу и вру сама себе, что клевая. Вдруг пришло сознание какой-то необратимости происходящего, что уже не черновик пишу. Да жизнь вообще не сочинение. Морщины. Ищу морщины — пытаюсь узреть первое приближение старости, которая окутает дряблостью и глухотой.
