Александровичу, а в 1371 г. – московскому великому князю Дмитрию Ивановичу.
[467] Таким образом, выступая в роли единственного главы Золотой Орды, Мамай с помощью дипломатических средств добился признания своих верховных прав не только на Юго-Западную, но и Северо-Восточную Русь. Однако установившееся в Северо-Восточной Руси двоевластие, когда каждый из соперников был заинтересован в поддержке Мамая, не могло быть прочным. Нападением летом 1373 г. на союзное Москве Рязанское княжество правитель западноволжской Орды продемонстрировал, что он сделал выбор и готов применить военную силу для восстановления в былом объеме пошатнувшееся за годы феодальной анархии в Золотой Орде ее господство над Русью. Объединение сил и организация совместного отпора мамаевой Орде приобрели безотлагательное значение.
Переломным в этом отношении стал 1374 г. Как убедительно показал Г. М. Прохоров, важную посредническую роль в консолидации антиордынских сил на Руси сыграл константинопольский патриархат, и в частности патриарший посланник Киприан, будущий митрополит "всея Руси".[468] В карьере Киприана отразились во всей своей сложности и противоречиях многие процессы церковно-политической жизни Восточной Европы в период с начала 70-х гг. XIV в. до самой его смерти (1406). Он стал первым митрополитом без санкции ханской власти, выступал против освящения иноземного ига церковью. Как глава церкви на Руси, настойчиво стремившийся к сохранению целостности ее организации под своей властью и активизации антиордынской борьбы в общерусской масштабе, он пользовался поддержкой высших слоев духовенства и значительной части светских феодалов и оказал весьма заметное влияние на ход важнейших политических событий, на развитие литературы и публицистики того времени.
Причины особой заинтересованности Константинополя в достижении политического единства на Руси, оказываемой им поддержки Москве, а не Литве, раскрыты в научной литературе.[469] Они объясняются стремлением Константинополя сохранить контроль над всей церковной организацией на Руси для того, чтобы после свержения ордынского ига можно было наиболее полно использовать ее военно-экономический потенциал против османской агрессии на Балканах, угрожавшей самому существованию Византийской империи. Патриархат учитывал также то обстоятельство, что языческая Литва оказалась надолго связанной борьбой против рыцарских орденов и в соперничестве с Московским великим княжеством была склонна идти на компромисс с мусульманской Ордой.
