* * *
После девяти вечера начался моросящий дождь. Поставленные при входе на пристань парикмахер и еще один призывник оставили свой пост и укрылись под козырьком лавки сеньора Бенхамина. Парикмахер закурил сигарету и при свете спички осмотрел винтовку. Она была совершенно новая.
— Made in USA, — прочитал он.
Отыскивая клеймо на своем карабине, его напарник сжег несколько спичек, но так и не смог его найти. Крупная капля, сорвавшаяся с козырька крыши, с глухим стуком расплющилась о приклад оружия.
— Ну не скотство ли все это? — пробормотал он, вытирая приклад рукавом. — Торчать здесь с этими винтовками, мокнуть под дождем.
Из темного, с потушенными окнами городка не доносилось ни звука; раздавалась лишь четкая дробь капающей с крыши воды.
— Нас девятеро, — сказал парикмахер. — А их — семеро, считая и алькальда, и трое из них сейчас в казарме.
— Я тоже думаю об этом же самом, — ответил его напарник.
Яркий луч фонарика осветил парикмахера и его товарища: они сидели у стены на корточках, стараясь защитить оружие от капель, что звонкой дробью отскакивали от их ботинок. Алькальда они узнали сразу же, как только он потушил фонарик и подошел к ним под навес. На нем был полевой плащ, а за спиной на ремне — ручной пулемет. С ним был еще один полицейский. Посмотрев на часы — алькальд их носил на правой руке, — он приказал полицейскому:
— Идите в казарму и выясните, почему не несут еду.
Таким же решительным тоном он, вероятно, отдал бы и приказ стрелять. Полицейский исчез за завесой дождя. А алькальд присел рядом с призывниками.
— Есть что-нибудь новенькое? — спросил он.
— Ничего, — ответил парикмахер.
Его напарник, прежде чем закурить, предложил сигарету алькальду, но тот отказался.
— И долго вы нас будете мурыжить, лейтенант?
— Не знаю, — ответил алькальд. — Сегодня — до окончания комендантского часа. А завтра посмотрим.
— До пяти утра! — воскликнул парикмахер.
— Ничего себе заявки, — сказал его напарник. — Я с четырех утра на ногах.
Сквозь завесу дождя до них долетел шум собачьей драки. Алькальд подождал, пока не стихнет визг и возня, и, только когда послышался лишь одинокий лай, повернулся к призывнику и мрачно сказал:
— Вы меня учить будете?! Я уже полжизни тяну эту лямку. И сам сейчас валюсь с ног от усталости.
— И ради чего? — сказал парикмахер. — Ведь все это — как рыбке зонтик. Рассчитано прямо на дамочек каких-то.
— Я начинаю все больше и больше склоняться к такому же мнению, — вздохнул алькальд.
