— Этим анонимки и отличаются, — сказал врач. — В них пишут то, что все знают и что зачастую соответствует действительности.
На миг дон Сабас остолбенел и, вытирая простыней пот со лба, пробормотал:
— Да, так оно и есть. — Но затем сообразил, что к чему, и ответил: — Дело в том, что в этой стране любое состояние наживается такими правдами и неправдами, что хоть один дохлый осел, но найдется.
Врач услышал это, уже склонившись над умывальником; он увидел в воде свое лицо с ответной улыбкой, обнажившей безупречные, казавшиеся искусственными зубы. Глянув на пациента через плечо, он сказал:
— Я всегда считал, дорогой мой дон Сабас, что вашим единственным достоинством является бесстыдство.
Больной приободрился. Уколы врача всегда вызывали у него внезапный прилив сил.
— Это верно, но есть еще и моя сексуальная мощь, — сказал он и сопроводил свои слова резким сгибанием руки в локте, что могло послужить, видимо, и стимулом для циркуляции крови в организме. Но медик расценил это как крайнюю степень нахальства. Дон Сабас слегка подпрыгнул на ягодицах.
— Вот поэтому я просто помираю со смеху над этими анонимками. Говорят, что мои сыновья волочатся за любой мало-мальски созревшей девчонкой в наших краях, а я на это говорю: они — дети своего отца.
Доктору Хиральдо не удалось уйти, не выслушав снова многочисленных любовных историй дона Сабаса.
— О счастливая молодость, — воскликнул наконец больной. — Прекрасные были времена, когда шестнадцатилетняя девчушка стоила меньше, чем телка.
— Эти воспоминания приведут к повышению содержания сахара в вашей крови, — заметил врач.
Больной удивленно открыл рот.
— Ну нет, — возразил он. — Они лучше, чем ваш проклятый инсулин.
Выходя на улицу, врач подумал мельком: теперь по жилам дона Сабаса циркулирует крутой бульон. Но сейчас его мысли были заняты другим: анонимками. Вот уже несколько дней до него доходили всевозможные слухи. И, уходя от дона Сабаса, он поймал себя на мысли: уже целую неделю народ только и делает, что говорит об анонимках.
В этот день у него были еще визиты к больным, и везде разговор шел только об анонимках. Он выслушивал, не делая никаких комментариев, а лишь изображая на лице равнодушную улыбку. Но на самом деле пытался сделать кое-какие выводы.
Врач уже возвращался домой, когда падре Анхель, выходящий из дома вдовы Монтьель, отвлек его от размышлений об анонимках.
— Ну, как ваши больные, доктор? — спросил падре Анхель.
— Мои — прекрасно, падре, — ответил врач. — А ваши?
