«Но я ведь терпеливая, — думала она, водя пальцами по прожилкам диванной кожи, — сколько стерпела прогулок и этих шляп с полями…
Весточку бы, — подталкивала она себя бесплодно… Лошади так неподвижны под дождем. Л-а-а», — стонала она в гневе и унижении, сплетая сонными руками прядь волос.
Не знала, откуда начинать, чтоб вновь обрести надежду, комната покрылась какой-то волной, но она все не закрывала глаз, углубившись в подушку, — отделенная от торса голова в Музее: жадно мечтала в темноте, лошади двигались по холму, меняя позиции шахматной игры.
И тут она услыхала шаги по мостовой.
Еще одним усилием внимания заставила себя услышать их вверх по ступеням.
Они приближались. Девушка ждала, приглушив мысли, заострив чувства. Левое плечо рассеянно терлось об ухо, голова на подушке… Наконец шаги остановились у ее двери. Заставив себя услышать, Лукресия Невес выдумала, что слышит, как скрипнула дверь.
Приостановилась — страусовое перо в руке, наполовину исписанный листок на бюро. Еще одно усилие воображенья — и ее рука окунулась в складки пышных юбок. Опустила бледное лицо, теперь в короне кос: терпенье облагородило ее черты. Держа перо в руке, оглянулась наконец. Дверь медленно отворялась, и ветер проникал в комнату, все вокруг колебля. Мужчина появился в просвете, дождь ручьями стекал у него с плаща. Она подумала было, что он уже не заговорит, но гость произнес в промокшую бороду:
— Пристал, Лукресия, уже пристал ко-
В первый раз произносили ее имя, высветив ее судьбу.
Это было имя, чтоб звать издалека, потом поближе, пока не подадут ей, запыхавшись, письмо… Она достала платок из-за обшлага, зажав рот кружевом, чтоб скрыть дрожь:
— С большим грузом?
Мужчина взглянул на нее, словно колеблясь:
— Тот, что всегда. Уголь. Всегда уголь.
Лукресия Невес была непреклонна, как статуя.
— Можете идти, — произнесла она с холодными слезами на глазах. — Можете идти. Не нужен.
Не этого груза ждала она, не этой вести! Мужчина, огромный, загораживал проем двери. Он словно клонился вперед, и девушка предположила, уж не ранен ли. Но мужчина сейчас пристально уставился на безделушки, с презрением и без улыбки рассматривая их яркую фарфоровую белизну.
— Там уголь, — повторил он, иронически приподняв плечи, — там уголь…
— Уходите, — приказала она твердо.
Дверь наконец закрылась. Лукресия Невес положила перо и задумалась…
Моргала глазами, уткнувшись в подушку.
О, она была свободна выдумать весть, какой ожидала, и, однако, постаралась, ценой этой свободы, вновь обрести фатальное равновесие. Ночь грузилась дождем.
