Атаковать, отступить, снова атаковать.
Сейчас они не просто отступали. Их разгромили. Кораксу претило покидать Исстван с таким позором. Он вновь посмотрел на десантный корабль, а после перевел взгляд на Пожирателей Миров. Их разделяла всего пара сотен метров. От рук предателей погибло больше семидесяти пяти тысяч воинов его легиона, многих убили легионеры-берсерки, которые сейчас неслись к ним. Бежать казалось примарху бесчестным по отношению к павшим боевым братьям, но полагать, что он может исправить свершившееся зло, будет непростительной гордыней.
Атаковать, отступить, снова атаковать.
Усмирив гнев, Коракс проследовал за Алони по рампе, его ботинки зазвенели о металл. Когда рампа начала подниматься, он бросил последний взгляд на армию Пожирателей Миров. Берсерки разочаровано выли, словно упустившие добычу гончие.
— Мы выжили, лорд, — Алони, казалось, все еще не мог поверить в случившееся. — Девяносто восемь дней!
Кораксу совершенно не хотелось радоваться. Он взглянул на Алони и остальных легионеров, сидевших на длинных скамьях транспортного отсека.
— Я прибыл на Исстван с восьмьюдесятью тысячами воинов, — напомнил примарх. — А покидаю менее чем с тремя.
От его слов веселое настроение остальных тут же улетучилось, и в десантном отсеке воцарилось мрачное молчание, нарушаемое лишь ревом корабля. Коракс стоял у иллюминатора, под его ногами безостановочно дрожала палуба. Примарх смотрел на исчезающие вдали Ургалльские холмы, но видел перед собой тысячи павших воинов, которых они оставили непогребенными.
— Что нам делать дальше? — спросил Агапито.
— Как обычно, — голос Коракса обрел силу, его слова добавляли уверенности и воинам, и ему самому. — Мы отступим, восстановим силы и продолжим сражаться. Гвардия Ворона не в последний раз встретилась с предателями. Это поражение, но еще не конец. Мы еще вернемся.
Пелена облаков скрыла Исстван-5 от взора примарха, и он больше не думал о погибших.
Кораксу было невыносимо смотреть на мрачные лица своих воинов, поэтому он покинул их, чтобы на краткий миг обрести спокойствие в проходе, ведущем к кабине пилотов. Оставшись наедине с собой, он обдумал случившееся.
За последние сто дней он дважды смотрел в лицо смерти, и оба раза ему удалось выжить. Коракса не страшила гибель в бою — подобная угроза была обыденностью для любого легионера или примарха. Он находился в нескольких шагах от смерти, ближе, чем считал возможным.
Коракс пригнулся, чтобы не удариться о потолок, прислонился спиной к стене, вытянул и уперся ногами в противоположную сторону прохода. Затем снял шлем и бессмысленно уставился на помятую решетку лицевой части, прежде чем уставшие пальцы выронили его. Он заметил на своих доспехах множество царапин и трещин, искусные гравировки покрылись вмятинами от болтерных снарядов, вычурные рисунки исчезли от лазерных выстрелов и взрывов ракет. Под слоями пластстали и керамита ныли раны. Коракс чувствовал запах собственной крови, запекшейся на десятке тяжелых ранений.
