– Ну а впечатление?
– Да… м-м… как вам сказать… Очень уж он всё в темный угол загнать старается. Это я против. Нет, сильно, конечно, написано, только… Вот как у него наша деревня описана: избы кривые, темные, ходишь в них чуть ли не в три погибели согнувшись, заборы гнилые, народ пьяный валяется, ворует, пакостит. Бывает, ясно, и это, только не это же главное… А вот, к примеру, как у нас бабы поют! Слыхал же, а, Игорек?
Тот молча кивнул.
– Во-во! Летом сидишь с удочками на пруду. Вечерняя зорька. Ни ветерка, бывает, ни тучки. Коршуны высоко так кружатся, покрикивают, как бы жалуются на что-то. Карась плавится. Спокойно, хорошо, даже, знаешь, слезы от такой благодати… А тут бабы еще!.. Коров отдоили, дела переделали и – запели. И по всей деревне слыхать. Бывает, и слов не разберешь, а сами голоса так – прям душу скребут, в пруд прыгнуть охота… Тут как-то какие-то городские купались, услыхали и не поверили. Думали, магнитофон. – Юрий Васильевич подкурил окурочек самокрутки. – А пруд у нас какой, пляж! Правда, в ту весну плотину прорвало, пока восстанавливали – наполовину сошел, потом по берегу позарос ряской и камышом. Как-то надо бы чистить… А земля! Вот материшь это хозяйство, материшь, а весна подходит – руки чешутся. А у тебя, Игорек, всё как-то… Помнишь, у тебя рассказ есть: огород, всё цветет, пышет, всё прекрасно, правильно, и вдруг туча нашла, град – и от огорода одна мешанина.
– Ну, так ведь бывает, – вступилась за Игоря гостья.
– Бывает, не спорю. Но к чему так-то описывать? Прямо – конец света какой-то… И чем рассказ кончается: мужик выходит из-под навеса, где от града прятался, видит всю эту мешанину и падает на чурбан. Всё, дескать, жизнь кончилась, некуда… – Сосед, кряхтя, переменил позу на маленьком, жестком табурете. – На самом-то деле не так. Если даже выхлещет град, пускай даже в июле, то по новой садят. Никто от этого не помирает. А у него…
– Ладно, лучше выпьем давайте, – не выдержав, перебил Игорь.
И сосед сразу переключился:
– Это – всегда готовы!
Бутылка «Серебра Сибири» уже опустела, Юрий Васильевич откупорил свою.
– Вы, Марина, не бойтесь, – предупредил, – спирт хороший. Мы гадость не пьем. А вот из этого вся водка и производится.
– Да, вы уже говорили.
Но все же разбавленный градусов до тридцати, плохо очищенный и вдобавок отдающий жженой резиной спирт отличался от «Серебра Сибири». Марина глотнула неосмотрительно щедро, поперхнулась, стала ловить воздух широко открытым ртом. Глаза налились слезами. Игорь протянул ей морс:
