За весь первый день пути они не встретили ни души. На ночь путники остановились в маленьком ранчо. Их ввели в довольно большую комнату с земляным полом. Сквозь балки потолка просвечивала глинобитная крыша.
Рида и Антонио пригласили к ужину — ломтики сушеного мяса, сдобренного огненным перцем, яичница, кукурузные лепешки, бобы, черный кофе.
Завязался разговор.
Рида, наслышанного о религиозности мексиканцев, поразило, что многие крестьяне, собравшиеся в дом «на огонек», ненавидели священников.
— У попов нет ни стыда, ни совести, — кричал один из них, — раз они при нашей бедности берут десятую часть всего, что мы имеем! Да еще четверть забирает правительство. Попы жиреют на нашем горбу.
— А зачем вы даете? — спросил Джон.
— Таков закон, — вздохнул собеседник.
Когда Рид сказал, что закон о десятине отменен еще в 1857 году, ему никто не поверил.
Потом Рид разговорился с истощенным, оборванным стариком.
— Революция — это хорошо, — сказал старик. — Когда она победит, мы с божьей помощью больше никогда, никогда, никогда не будем голодать. Но это будет не скоро, а сейчас нам нечего есть, нечего надеть. Нам нечем обрабатывать землю, а солдаты забирают последний хлеб и угоняют скот… Если революции будет грозить опасность, тогда мы все встанем на ее защиту, с ножами и плетьми. Революция должна победить!
Рид долго не мог заснуть в эту ночь. Он знал свою слабость — некоторую склонность к сентиментальности. Но этот старик с его словами, суровыми и трогательными одновременно…
Он вспомнил, что писали о повстанцах американские газеты: «бандиты»… Но какие же это бандиты? Просто обездоленные, несчастные люди, не по злобе и кровожадности, но с отчаяния взявшиеся за оружие. Подумать только, свыше шестидесяти лет эти грабители — «святые отцы» — драли с них давным-давно отмененный по закону налог!
В Лас Ниевесе Рида ожидало разочарование: он встретил не того человека, какого создал в своем воображении.
Джек знал, что генерал Томас Урбина — бывший пеон, так и не обучившийся грамоте, что он один из самых давних и заслуженных боевых друзей Вильи еще по лихим партизанским налетам на богатые асиенды и отряды руралес. Рид рассчитывал увидеть романтического героя, наделенного всеми добродетелями народного вождя.
Краткий портрет Урбины, набросанный Ридом в нескольких строках, поразительно точно передал характер человека, чью крестьянскую душу навсегда отравили ожесточение, ненависть и честолюбие.
«У колодца посреди двора стояли и лежали мужчины. В центре этой группы в поломанном плетеном кресле сидел сам генерал и кормил лепешками ручного оленя и хромую черную овцу. Стоя на коленях перед ним, пеон вытряхивал на землю из полотняного мешка сотни маузеровских патронов.
