Рид отнесся к аресту стоически. Верный своей беспокойной профессии, он давно приучился извлекать пользу из любой ситуации, в которую ему приходилось попадать. Что ж, по крайней мере он познает на собственном опыте, что такое тюрьма.
Рид с интересом приглядывался к соседям. Больше всего его поразило, что никто из задержанных рабочих не собирался предаваться унынию, даже девушка, почти еще ребенок.
Через некоторое время из коридора послышался оглушительный шум. Заключенные приподнимали железные койки и с грохотом, напоминающим пальбу из пушек, ударяли о гулкие металлические стены.
— Да здравствует ИРМ! — разнесся чей-то возглас, и вся тюрьма откликнулась громким «ура».
— Да здравствует стачка!
— Ура!
— Да здравствует Большой Билл!
— Ура!
Так продолжалось несколько часов.
Наконец Рид предстал перед главным судьей города — Кэрролом. Джек хорошо знал нравы полицейских судей, он достаточно нагляделся на этих неумолимо-жестоких чиновников еще в Нью-Йорке и ничего хорошего для себя не ждал. Так оно и вышло.
Полисмен Маккормак, который арестовал Рида, выступая в качестве свидетеля, преподнес судье такое сплетение лжи, что Джек даже позавидовал его буйной фантазии.
Уперев в Рида жестокий взгляд умных холодных глаз, Кэррол задал лишь один вопрос:
— Профессия?
— Поэт.
Не поведя и бровью, словно ему приходилось отправлять поэтов за решетку ежедневно, Кэррол стукнул судейским молотком по столу и объявил приговор:
— Двадцать суток!
Так Рид оказался в окружной тюрьме. По счастливому совпадению, если только подобное выражение применимо к подобной обстановке, его поместили в камеру, где в числе восьмидесяти стачечников уже сидел арестованный ранее Вильям Хейвуд. Во всяком случае, благодаря этому совпадению Рид оставил нам изумительный по выразительности и силе портрет Вильяма Хейвуда.
«Посредине камеры, окруженный тесной толпой низкорослых людей со смуглыми лицами, возвышался Большой Билл — Хейвуд. Его огромные руки двигались в такт словам. Широкое с резкими чертами лицо Хейвуда, испещренное рубцами и шрамами, было словно высечено из камня. Оно излучало спокойствие и силу. Арестованные забастовщики — один из многочисленных маленьких отрядов, отчаянно сражавшихся в авангарде трудящихся, — оживали и набирались сил при одном лишь взгляде на Билла Хейвуда, при звуке его голоса. Вялые лица, помертвевшие от разъедающей рутины повседневной работы в лишенных солнца мастерских, озарялись надеждой и пониманием».
