Парторгом батальона я пробыл несколько месяцев. Ранней осенью звонит парторг полка и говорит:
— На завтра к 10 часам утра тебя вызывает начальник политотдела дивизии.
Я пытался узнать, по какому вопросу.
— Завтра у начальника политического отдела спросишь, — ответил парторг.
Конечно, я плохо спал эту ночь. Думал: наверное, опять будут агитировать поступать на учебу в военно-политическое училище. В начале 1945 года такое предложение уже было. Я отказался. Из-за этого наши отношения с парторгом полка стали более официальными. Побрился, нагладился, подшил свежий подворотничок и поехал в штаб дивизии. Начальник политического отдела без всякого вступления говорит: «От 8-й гвардейской Сталинградской армии велено направить нескольких человек в Нюрнберг, где будут судить главных военных преступников. От нашей дивизии велено подобрать одного сержанта. Предстоит охранять советских юристов. Политический отдел дивизии рекомендовал тебя». Я растерялся. Предложение заманчивое, а возьмут ли меня по возвращении из Нюрнберга на прежнюю должность — неизвестно.
Это был тот случай, когда заглядывать слишком далеко недальновидно. Решил посоветоваться с начальником. Реакция была быстрой и неожиданной: «Да я хоть в звании рядового туда бы поехал, а ты еще сопротивляешься!». Это и решило мою судьбу. Несколько месяцев компетентные органы проверяли мою родословную.
Для меня Нюрнбергский процесс — не только огромное событие в истории человеческой истории, но и глубоко личное событие.
Судьба в очередной раз преподнесла мне щедрый подарок.
Всех, кто направлялся для дальнейшей службы в Нюрнберг, собрали в штабе армии.
Занятия по строевой подготовке — три-четыре часа в день. Огневая подготовка и, конечно, политические занятия. Пошили новую форменную одежду.
Напутственный инструктаж ответственных товарищей о бдительности в логове фашистского зверя. На машине нас повезли в Нюрнберг. Сопровождал нас офицер. Не знаю, кем он был. Думаю, что из «СМЕРШа» («Смерть шпионам». — Прим. авт.).
Никто ни разу не остановил нас в пути, аж до границы между советской и американской зонами оккупации. Встречались колонны американских войск. На стоянке американские солдаты рассредоточивались по обе стороны дороги: ели, пили, курили... Колонну никто не охранял — ни одного часового! Может быть, оттого, что немцы не сопротивлялись, не было ни диверсий, ни партизан. Никто из немцев не ушел в подполье, чтобы сражаться с оккупантами. Они были верны Гитлеру, когда побеждали. Беспощадны к побежденным. По отношению же к победителям были исполнительными и услужливыми.
