За рекой, за речкой | страница 19
Борька с Мишкой не поедут. Пойдут пешком, ночью, лесом. Среди волков. Так решили.
Борька сглотнул слюну.
— Ты чего так глотаешь-то? Аж слышно, — сказал Мишка.
— Ягоды вспомнил.
Мишка отрывает взгляд от окна, за которым еще стоит трактор с санями, колюче смотрит на Борьку:
— Врешь. Я-го-ды-ы! Какие еще ягоды? Я ведь вижу, как ты в окно уставился.
— Да брось ты, Мишка. Уговор дороже денег. Решили пешком, так чего уж теперь…
— Нет, скажи, — сдрейфил!
— Ничего-то и не сдрейфил. Вспомнил только, как в лесу заблудился.
— Во, во… заблудился. Да от страху в штаны напустил… С бухты-барахты, что ли, вспомнил-то?.. Сдрейфил, сдрейфил, — не то что поддразнивает, а будто заставляет согласиться с собой Мишка.
Ясно, как божий день, что у самого Мишки поджилки задрожали. Недаром ведь он коровьими глазами смотрел на эту охапку соломы, будто сожрать ее хотел. Мишка лез на ссору — он задумал улизнуть на трактор.
Борьке надо бы умаслить уступкой своего напарника, чтоб он не убежал, остался, да обида взяла.
— Сам ты трус! Забыл, как летом от ужа дал деру?
Мишка только этого будто и ждал.
— Ах так! — завопил он. — Посмотрим, какой ты смелый. Посмотрим.
Зуб цапнул свой излохмаченный портфелишко и шмыганул за дверь.
В окошко было видно, как он догнал только что стронувшиеся с места сани, как несколько пар рук ухватились ему за шиворот, помогая вскарабкаться; куртка у Мишки задралась кверху, открыв зад.
Дать бы по этому трусливому заду хорошего пинка. А что? Нагнать сани… Нагнать и дать… И самому потом уж в санях ехать. Ведь не выпрыгивать же после пинка, а то скажут еще, что Мишкиной сдачи испугался…
Дядя Толя включил правую фару (левая второй год как сломана), веничек света в один миг смел темноту с избы, стоящей на повороте дороги, да так чисто смел, что трещины на избяных бревнах разглядеть можно было. И снова изба в темноте, а веничек маханул на другую. Еще пять изб, а там — ищи ветра в поле… Самое время — выскочить, дунуть во весь опор…
Мишка, наверно, уже сидит на соломе. Кто тянул его за шиворот в сани, того и согнал. Мишка бережет свой курдюк. Сидит, пожалуй, и ждет не дождется, когда Борька нагонит трактор. Зубу это на руку. Не потому, что Борьку жалко, как пойдет он, Борька, один. А потому, что ребятишки, когда узнают, что к чему, обзовут Зуба трусом и предателем. Может быть, даже устроят ему пятый угол. Борька представил, как в тесном коридоре школы от стенки к стенке, с рук на руки будет летать Мишка, и даже будто услышал ребячьи приговоры: «За Борьку тебе, трус! За Борьку! За Борьку!..» И не побежал. А сел, снял валенки и стал перематывать портянки, — дорога дальняя…