Мещанство не случайно связывают со стремлением к уюту. Жить в уюте и материальном довольстве не прочь каждый, но жить исключительно ради уюта и материального довольства будет только мещанин. Нередко он себя успокаивает: я-де забочусь и о том, чтобы вещи радовали глаз, были, красивыми, давали что-то для души. «Поставили в передней японское чучело, ткнули в угол китайский зонт, повесили на перила лестницы ковер и думают, что это художественно», – с грустью писал об этом Чехов.
Усвоив, что мещанство – зло, некоторые искренне стремятся искоренять его тем, что ищут какие-то особые, «немещанские» способы обставлять жилье, выбирать одежду, проводить время. Лет пятнадцать назад такие люди считали признаком отсталости герань на подоконниках и поэтому ставили кактусы. Дело, однако, не в том, герань или кактус на подоконнике, а в том, кто и почему их ставит, какое значение им придает, чем живет помимо этого. Можно коллекционировать фуги Баха и презирать детективы и быть мещанином. Можно коллекционировать диски с записями рок-опер и любить детективы – и не быть мещанином.
Модные вещи и увлечения сами по себе ни плохи и ни хороши. Сами по себе они: не способны ни принизить человека, ни возвысить. Мещанином его делает, не мода, а страстная преданность ей, добровольное рабство. Если мы видим, что так, а не иначе человек одевается, рассуждает, проводит свое время, лишь бы не отстать от моды, мы называем его мещанином.
Ужасна атмосфера общения на мещанский лад. Один с важной серьезностью относится только к тому, что говорит сам, всему и всем дает быстрые и категорические оценки, другой на все, что бы ему ни сказали, безапелляционно возражает, третий всех поучает, четвертый ищет у каждого заднюю мысль, пятый, боясь попасть впросак, пытается свести разговор к обмену никчемными сведениями, новостями, анекдотами. Но все они похожи тем, что не испытывают глубокого интереса и доверия друг к другу, предвзяты – не ждут друг от друга ничего нового, полезного для сердца и ума.
Однако «врагами свободно думающих и чувствующих людей» Горький называл мещан, конечно, не просто потому, что многим из них свойственно молиться на вещь и моду и что они нелепо общаются между собой. В виду имелось нечто еще более опасное: их нетерпимость к тем, кто не молится на вещь и моду, кто духовное ставит выше материального, совесть – выше расчета, нравственный и гражданский долг – выше личного благополучия, кто живет своим умом. Эта нетерпимость идет рука об руку с ограниченностью и самодовольством. Не сомневаясь в правильности собственных поступков и оценок, обыватель раздражается, когда кто-то с ним не согласен. Он требователен и строг к инакомыслящим, но слепо послушен чужой мысли, которую однажды принял, поддается внушению и грубой силе.
