– Микаэль, ты можешь называть меня Вивекой. Меня так зовут, ты ведь знаешь.
Если она не любила, когда Анника называла ее мамой, то что уж говорить о бабушке. Это обращение свидетельствовало о том, что время пролетело, поколения сменились. Бабушка – это старость по определению. А она не стара. Кто угодно, только не она.
Анника зажгла свечи на торте, и Андреа их задула. Все зааплодировали и спели в ее честь традиционную песенку. Анника попросила Черстин разрезать торт, и все, казалось, были довольны, по крайней мере тортом, разве что Стен посетовал на то, что его кусок слишком большой. Вивека и Стен все время принимались пикироваться, Черстин только смущенно смеялась, а Анника и Том по очереди пытались перевести беседу в мирное русло. Когда Вивека завела речь об энергетическом массаже, Стен назвал его черной магией, и Том тотчас заговорил о ремонте в ванной, который затеяли они с Анникой. Потом Стен принялся жаловаться на сонных кассирш (как будто он хоть иногда ходил в магазин!), и Вивека процедила сквозь зубы, что пенсионерам, которые тормозят очередь на кассе, следовало бы запретить ходить в магазин в часы пик. Анника тут же достала фотоальбом со снимками, которые они сделали во время отпуска, и начала подробно рассказывать, где они побывали и какие видели достопримечательности. Так прошло два часа, показавшихся Аннике вечностью. Когда гости наконец ушли, она почувствовала, что голова раскалывается, и совершенно незаслуженно сделала выговор детям, хотя они-то как раз вели себя идеально, если не считать быстро погашенного конфликта с Микаэлем.
Вот в такой словесной эквилибристике им приходится упражняться два раза в год – на два дня рождения, празднование которых безжалостно соединяет невыносимое нытье Стена с язвительным сарказмом Вивеки. Теперь у Анники и Тома есть полгода на то, чтобы собраться с духом перед следующей встречей. Какое счастье!
Анника забралась к Тому под одеяло и положила голову ему на плечо. Он отложил книгу и погладил ее по волосам. Чтобы снять напряжение, они выпили вечером перед телевизором бутылку вина, да и принятые перед этим две таблетки от головной боли тоже принесли Аннике облегчение. Теперь она чувствовала только усталость. Том легче перенес празднование, он лучше умел пресекать бессмысленные жалобы отца, чем Анника – игнорировать эскапады Вивеки. Он вообще имел более спокойный характер, ровный, так сказать. Может быть, именно поэтому дети сразу стихали, если он в кои-то веки повышал голос. Анника была более восприимчивой и менее уравновешенной. Они неплохо дополняют друг друга, подумалось ей. Конечно, ей случалось иногда вспылить из-за его медлительности и непрошибаемости. Но вообще-то и сама она в последнее время тоже не так уж бурно на все реагирует. Настроение у нее по-прежнему меняется чаще, чем у него, но теперь оно варьируется между раздражением и подавленностью, а для безудержной радости места как-то не осталось. Аннике вдруг стало грустно.
