Их привели и поставили перед ямой. Добрая яма, для двоих места хватит.
Здесь было темно, темней, чем в степи. Тонкая полоска лунного света лежала на откосе балки. Запах гнили перехватывал дыхание. Солдаты зажимали носы, офицер закашлялся. Потом он выпрямился, глянул холодными глазами на этих молодых, красивых и, словно в насмешку над ним, таких спокойных людей, которых он сейчас повенчает со смертью, и невольно спросил:
— Разве вам жизни не жалко? Ты, барышня, такая красивая… — Он шагнул к Одарке, стоявшей рядом с Бакланом у края ямы. Совсем близко увидел ее смуглое лицо и блеск глаз. — Такая красивая… — ласково тянул офицер и хотел погладить ее по щеке. Он покачнулся от удара Одаркиной руки, в бешенстве столкнул ее в яму.
Баклан кинулся на него. Но на Баклана, как гончие, разом наскочили солдаты. Он стряхнул их, но уже новые дюжие баварцы схватили его за руки, ноги, шею, били, крутили руки за спину и, повалив наконец, тоже спихнули в яму.
Месяц уже поднялся высоко над степью и осветил балку. Лопаты, подхваченные усердными руками, швыряли тяжелую жирную землю. Но те, кто копал яму, и офицер, похваливший их работу, просчитались немного. Коротка вышла яма, не по матросскому росту. Голова Баклана, озаренная лунным светом, поднималась из ее широкого темного зева, длинные руки держались за землю. Сабля рубанула по одной руке, но другая упрямо тянулась вверх, сжимая пальцы в кулак.
— Еще приду по ваши души!
Все быстрее шныряли лопаты: взад и вперед, взад и вперед. Кидали землю, падаль, кости — все, что хранила Кривая балка. Уже вырос холм на том месте, где была могила. Но что-то еще шевелилось в ней, и казалось, вот-вот расступится земля и покажется снова лихая матросская голова.
А ночь шла и шла, и светил ясный месяц над степью, и пели где-то сладко девчата, и хлеба стояли стеной — хлеба, земля, степь родимая, трудовая крестьянская доля, за которую боролся народ и столько пролилось крови и еще немало прольется…
А в степи, за селом, бежал старый дед, плакал и звал свою внучку. А еще дальше пыльным шляхом мчались конники-партизаны на выручку матроса и дедовой внучки. Настигли, порубили солдат с офицером, разметали могилу в балке, но живой откопали одну Одарку. И поскакали в степь партизаны, покатились за ними добрые немецкие фурманки с патронами, пулеметами, мукой и прочим добром, добытым в экономии. Но не было уже среди них матроса Баклана. Только черная лента на красном знамени берегла память о нем.
