Так он и ушел с инженерного факультета. Стал экономистом.
Глава вторая
ССОРА
Иван Петрович поссорился со своей знакомой женщиной, про которую все порывался сказать сам себе: моя любимая женщина, да все не выговаривалось почему-то никак.
Чего-то она от него каждый раз добивалась >— непонятно чего, и была недовольна. Отчего недовольна? «— Иван Петрович не знал, а разбираться подробно ему не хотелось.
В ссоре он взял и ушел от нее. Возмущения он не испытывал, просто надо было уйти в тот момент и легче всего это сделать, вызвав в себе возмущение -— он и вызвал. Стукнув дверь, он пустил свои ноги по лестнице, перешел быстро двор и остановился перед улицей.
Ах, глубоко построенная ссора >— это счастье! Это такая на полном дыхании жизнь, только трудно, должно быть, всем в этом признаться, и такое признание несет в себе практически не пользу, ибо могут быть люди, которые, в это поверив, начнут еще ссориться слишком уж часто — но пусть они помнят, что ничего не следует делать себе специально, к тому же подобное мелкое опасение не должно быть помехой (к сожалению, все-таки часто бывает) искренним признаниям о себе человека.
Вот и опять он был на улице, вернее, ощущал, что он на улице, было у него такое острое понятие об этом.
Прощальное солнце уходило на закат. Все кругом потянулось к легкому, синему цвету.
Иван Петрович почувствовал в теле какую-то грусть, постоял немного и сел на скамейку.
В это время на улице с ее освещением и теплым воздухом легко получить настроение на грустной основе.
Но он удержался, он встал и пошел своими томными ногами по асфальту. Рядом такими же томными ногами шли другие, переходили улицу не по углам, а вольно; свободный автобус, натыкаясь на них, тормозил, шел толчками, и от этих толчков два стоявших пассажира гуляли по автобусу вдоль и поперек.
Солнца не было больше, но было тепло, он пошел очень быстро, чтобы воздухом сбить с себя это тепло, почему-то быстрее пошли и другие, но воздух легко нагревался об них и ничуть никого не холодил, а даже хуже.
На углу, где Иван Петрович всегда поворачивал, он заметил окно. Он и раньше всегда обращал на него внимание, потому что оно было очень большое и закрытое всегда заметно плотно.
Первая рама была теперь раскрыта на три створки, и вторая рама тоже, и в каждой раме отворены форточки, которые входили одна в другую. Столько створок обнаружилось вдруг у окна, и вот их все распахнули для воздуха, который нисколько не отличался по теплоте от домашнего, от родного, и все же был чем-то лучше его, может, шире.
