- Я не из пугливых, Яков Филиппович. Но боюсь, что ничего у меня не выйдет. Только ругать потом будете. Уж ищите, пожалуйста, кого-нибудь покрепче.
- В ругани ли суть, Маргарита Николаевна! Положение, конечно, трудное, но не безнадежное. Приму все меры. Картошку возьмем на кирпичном заводе: там сохранили немного от подсобного хозяйства. Жалели: сорт хороший. Порежем ее, ростками сажать будем. Вы же умеете... как это называется?.. Долинин не знал, как это называется, но ему надо было отвести мысли Маргариты Николаевны от того, чего недоставало, и направить их на что есть.
- Форсированный метод размножения это называется, - ответила она. - Но для него парники нужны, а тут все рамы перебиты.
- Несколько ящиков стекла специально держу для вас, - продолжал Долинин, так и не давая Маргарите Николаевне расхныкаться. - Овсишко, хоть и плохонький, в райпотребсоюзе не успели разбазарить. Пару-другую коней займем на время у пожарников, подкормите их на подножном, работать будут, Да как! Цымбал тракторы наладит. Может быть, коровенок где раздобудем... Стоит ли унывать! Народ соберем. Варя Зайцева занимается этим. В Коврине, оказывается, можете себе представить - это на самой передовой - до сей поры семей десять живут в землянках. Их сюда перевезем. А там, глядишь, и еще набегут как только узнают, что колхоз ожил. Что бабочки на свет слетятся. Разве я не прав? А?
- Когда вы так говорите, все хорошо получается. А возьмись за дело, то там дыра окажется, то тут прореха.
- Что загадывать! Посмотрим, попробуем. А факт фактом: колхоз должен работать, Маргарита Николаевна. И хорошо работать. Осенью, вот с этого берега, - Долинин указал на тихую вечернюю реку, - мы обязаны будем отправить в Ленинград не одну баржу с овощами.
Они долго расхаживали вдоль берега, Долинин все говорил и говорил. Провожая его к лодке, Маргарита Николаевна уже и не пыталась заявлять свои протесты; работать так работать - чего уж там...
К своему удивлению, на новом месте, на жестком матраце, набитом прошлогодней травой, она, несмотря на заботы, обрушившиеся на нее, позабыв даже и то душевное смятение, которое вызвала встреча с Цымбалом, спала в ту ночь так крепко, будто в добрые мирные времена на своем оставленном немцам пуховике. Но что в этом удивительного! Она просто устала за день ходьбы по свежему весеннему воздуху. И хорошо бы ей спать так каждую ночь, не возвращаясь памятью к горьким минувшим дням...
