Вспомнились лекции Евгения Евгеньевича Енея, который оформлял Г. М. Козинцеву почти все его картины. Это были лекции о маньеризме — важнейшей особенности работы и мировоззрения художника в кино.
— «Правильно» и «красиво» — разные вещи! — втолковывал нам с легким венгерским акцентом Еней.
Неожиданность и случайность, странность, какой не увидишь в бытовых интерьерах, свободное отношение к композиции, отсутствие догм — вот что называл «маньеризмом в кино» этот мастер.
— Выражайте сомнения по поводу того, что на первый взгляд кажется бесспорным. Бесспорное — это скука, а случайность — это радость и свежесть. — Эти слова Евгения Евгеньевича помню до сих пор.
Енею вторил Козинцев:
— …Если работал художник, то для искусства важнее его ошибки, чем чужие исправления…
Мы с Марком засели (а ведь я тоже в прошлом был сценографом) за сочинение нашего понимания викторианской Англии.
И сделали великое открытие: материальная жизнь России последней трети девятнадцатого века НИЧЕМ не отличалась от жизни остальных европейцев, англичан в том числе. Конечно, планировка дома в Англии делается до сих пор на двух уровнях. А вот вещи, реквизит, мебель, посуда, ширмы, ковры, газовые светильники, обои, оконные рамы, двери — все в те времена было едино.
Много раз в течение многих лет я слышу не совсем приятные вопросы:
— Почему это у вас, как ни странно, так все удачно получилось?
— Надо же! С чего бы вдруг?
— Как вам удалось передать английский стиль?
Да никак! Мы его представили себе, а не передавали. И русский зритель клюнул на нашу Англию. И не только русский.
Вещи были подлинные. Цех реквизита на «Ленфильме» не был еще разворован… А столовое серебро, фарфор и хрусталь мы приносили из дома…
Композитор Владимир Дашкевич долго не мог понять, чего я от него хочу, когда твержу об «имперском, викторианском» музыкальном стиле.
Наконец я засел ночью к радиоприемнику с диктофоном в руках и записал сквозь рев глушилок позывные дорогого моему сердцу Би-би-си. Ночью было слышнее.
А утром по телефону из Ленинграда в Москву я проиграл Дашкевичу свои записи.
Реакция его была мгновенной:
— Бриттен на темы Персела!
Он положил телефонную трубку на рояль, и… я услышал ту мелодию, которую все вы знаете. Дашкевич всегда был превосходным стилистом, но тут он превзошел самого себя.
Итак, затея называлась «Шерлок Холмс и доктор Ватсон» — парный конферанс, две стороны одной медали.
Это была моя первая работа с оператором Юрием Векслером.
