Горе от ума!
XI век в Киеве — это наша древность, наша античность. Киевская Русь — это время, когда не было понятия «русский», было киевское славянство.
О какой же русской княжне речь, если русских тогда еще не было? Возьмите Ключевского — там все написано. Дистанция в полтысячи лет! По историческим хроникам, по литературным памятникам, византийским записям известно, что быт Киева был един с византийским. Девушки в то время стриглись — все подростки были одинаковы. И только вышедшие замуж начинали отпускать косы, и по длине волос можно было определить их семейный стаж.
Поражало то, что главную безграмотность обнаружили специалисты. Они-то должны были быть в курсе всех этих подробностей.
Но стереотипы оказались живучими диктаторами.
Мы ведь сделали все, чтобы выглядеть несерьезно, чтобы нас воспринимали легко. А у нас, оказывается, непозволительно говорить об истории с улыбкой и фантазировать на историческую тему.
Ведь только народ, умеющий иронизировать, шутить над собой, смотреть на себя с улыбкой, — только этот народ нравственно здоров, мудр и открыт.
В Париже кассета с «Ярославной» вошла в серию «Школьникам, изучающим историю». Французскую историю…
А ТЕПЕРЬ ПОИГРАЕМ В АНГЛИЧАНСТВО
Маститые сценаристы резвятся на просторах викторианской эпохи. — Англия преследует меня по пятам. — Диккенс себя еще покажет. — Столовое серебро и хрусталь для Шерлока Холмса, эсквайра. — Бриттен на темы Персела, или Дашкевич превосходит сам себя.
Те самые Юлий Дунский и Валерий Фрид, которые восхитились моим фильмом «Завтра, третьего апреля», приехали однажды в Ленинград, явились на «Ленфильм» в творческое объединение телевизионных фильмов и положили на стол главного редактора Аллы Борисовой сценарий.
Никто им сценарий не заказывал. Это была их личная инициатива — экранизировать два ранних рассказа Артура Конан Дойла «Этюд в багровых тонах» и «Пестрая лента». Им, видите ли, захотелось поразвлечься на безыдейных просторах викторианской эпохи.
Но они не были бы настоящими профессионалами, если бы, обнаружив странную, бесцветную, лишенную характера фигуру доктора Уотсона, от лица которого Конан Дойл вел повествование, не попытались его оживить, чем не утруждали себя все предыдущие экранизаторы рассказов о Шерлоке Холмсе.
Вы не обнаружите в рассказах тех качеств, которые опытные сценаристы придали этой закадровой фигуре, — наивного романтизма, простодушия и доверчивости.
Уотсон стал под их пером живым, забавным рядом с сухим педантом Холмсом, стал нашим человеком — ВАТСОНОМ.
